«Но Вемунду удалось вырваться из числа твоих почитателей, — опять строптиво подумала Элизабет. — А теперь ты готова драться руками и ногами за то, чтобы сохранить идолопоклонство Лиллебрура. Если бы он был мне нужен, я бы вступила в борьбу, Эмили Тарк. Но я не хочу. Можешь оставить его себе!»

Лиллебрур прервал невольную паузу:

— Дядя Мандруп через пару недель едет в Данию, чтобы навести справки насчет Габриэльсхуса.

— Но зачем? — удивилась Элизабет. — Я не хочу этой усадьбы!

Ее будущая свекровь погрозила пальчиком.

— Не пренебрегай своей графской кровью, Элизабет! Или, если посмотреть еще дальше в прошлое, своим титулом герцогини!

Раздразненная желанием раз и навсегда разделаться с этими двумя субъектами, Элизабет резко парировала:

— Ну, поблизости имеются и более высокие титулы, если уж мы решили обязательно блистать. Мать моей бабушки по отцовской линии звали Мариной. И она была герцогиня Ризенштейн. Кроме того, мой предок Александр Паладин был маркграфом — дом Швартцбургов, к которому он принадлежал, был тоже княжеским.

Это произвело колоссальное впечатление! Двое из Лекенеса молча уставились на нее. «Мелкие торгаши, — подумала Элизабет, по-прежнему пребывая в боевом настроении. — Выскочки! Ползают на брюхе, дабы добыть никчемный титул!»

Она воспользовалась случаем, чтобы снисходительно улыбнуться и попрощаться.

По дороге домой она задумалась над тем, что скажет об этом Вемунд. Может, не стоит вообще упоминать об этой встрече?

О, Вемунд! Она тосковала по его рассудительности, по его сильным, надежным рукам.

Нельзя допустить, чтобы такой мужчина умер! Он ведь нужен ей! Она не хотела никого другого.

В ту ночь она проснулась от беспокойного крика Карин:

— Элизабет! Ты не могла бы подняться на минутку ко мне?

Она набросила на себя халат и, не мешкая, поднялась наверх. Карин лежала на спине на кровати и смотрела в потолок. Когда Элизабет зажгла свет, она увидела, что из старых глаз Карин лились слезы.

— Мне так страшно, Элизабет, — прошептала она, потянувшись за ее рукой. Элизабет села на кровать и успокаивающе взяла ее хрупкую руку.

— В чем дело, госпожа Карин?

Они могли беспрепятственно разговаривать. Младенец, как обычно по ночам, был внизу в комнате госпожи Воген.

— У меня голова идет кругом от мыслей, Элизабет. Я больше не знаю, кто я такая или где я нахожусь. Все так перепуталось.

— Вы раньше себя так чувствовали?

— Нет, никогда! Как будто что-то грозное и ужасное подкарауливает меня за углом. А я не могу нигде спрятаться от этого. Мне страшно быть одной.

— Госпожа Карин, выслушайте меня! Что касается этой ужасной тьмы… Вы понимаете, Вы были очень больны очень длительное время. Именно это и бродит в ваших мыслях. Дурные воспоминания со времен болезни. Теперь у вас дела пошли на поправку, и это тяжелый процесс. Вы должны быть сильной.

— Да, — прошептала в полузабытьи Карин. — Я спала. Долго, долго. Я сегодня увидела в зеркале незнакомую…

Она резко вздрогнула.

Элизабет пыталась внушить ей уверенность и спокойствие, но сама была до отчаяния неуверенной. К тому же у нее замерзли ноги. Она незаметно засунула их в тапочки Карин. Это помогло.

— Мы теперь должны смотреть в будущее. Не оглядываться в прошлое! На нас возложена большая ответственность. За малютку Софию Магдалену. Она — ваше будущее, и это самое важное.

— Да, — с облегчением произнесла Карин.