Анна только досадливо махала рукой.

– Я тебе скажу как на духу, – продолжала изрядно захмелевшая Людка, – ты с норовом, но какая-то бесцельная. Сама не знаешь, что тебе от жизни требуется, как былинку ветер качает. Когда тебя в оборот берут, так ты на все согласная становишься. Не любишь ты его, помяни мое слово, не любишь. Чего терпеть? Ты сама решай, с кем жить хочешь.

– Да не примет меня Иван обратно, – хмуро отозвалась после долгого молчания Анна, – и не пойду я к нему, незачем.

– Эк, какая ты гордая!

– А этот! Приперся, ждали его, – с неожиданной ненавистью сказала Анна. – Думает, я ему теперь ноги буду мыть от счастья, что взял меня, разведенную навроде как. Конечно, обстирывай его, обихаживай. Что ему, плохо ли?

– Ох, Анька, сейчас мужиков стоящих нет, – пригорюнилась Людка.

– Деньги у него водятся, это правда. Да и на подарки он не жадный – вон все мне из города возит – то бусы какие, то сладости. А это любой бабе приятно, что тут скажешь.

– Ты гляди, думай сама.

– Да я думаю. Только ничего путного не надумала.

– Когда мой Сенька свалил, хоть волком вой, тоска брала, думала, руки на себя наложу, землю грызть хотелось. А теперь ничего, даже рада.

Анна только скептически покачала головой…

– Пацан, принеси-ка мою бритву, – небрежно бросил Виктор.

Мальчик застыл на месте от ужаса. Дело в том, что бритва отчима и была его самой главной проблемой в последние дни. Эту самую злосчастную бритву Вася испортил. Мастерил себе пароход из дощечек, нужно было изготовить мелкую деталь. Он взял острую бритву и нечаянно сломал лезвие. Он старался не думать об этом, надеялся на чудо – может, отчим забудет про бритву или она сама как-нибудь починится…

– Ну! – в нетерпении гаркнул Виктор. – Что стоишь, олух?

Времени, чтобы сообразить, как поступить, не было, и Вася не нашел ничего лучше, чем принести бритву как есть, испорченную, только соединил место разлома клеем, так, что издали было незаметно.

Виктор взял бритву, и она тут же развалилась у него в руках на две половинки.

– Ты сломал ее, ублюдок! – злобно взревел он. Где-то внутри себя он даже обрадовался – будет повод сорвать на ком-то свою злость, авось, и полегчает. – А ну неси мой ремень!

Вася затрепетал как осиновый лист. Он не раз испытывал на себе тяжелую руку отчима – после порки нельзя было дня два садиться – все равно вскочишь как ужаленный.

– Ну ладно, – Виктор спустил ноги с кровати и самолично отправился за ремнем, потом схватил мальчика за ухо и потащил к лавке.

– Не трогайте его! – бледная Оля, дрожавшая сейчас не меньше Васи, встала на пути Виктора.

– Да ты-то отвали, – Виктор брезгливо схватил ее за плечо и хотел оттолкнуть в сторону, но тут же отдернул руку и вскрикнул. Оля изо всех сил укусила его за палец. От растерянности Виктор отпустил ухо мальчика.

– Беги! – крикнула Оля брату. Вася не заставил себя уговаривать, зайцем проскользнул между ног Виктора и ринулся из дома. Отчим тем временем пришел в себя и грозно наступал на девочку, но она не растерялась и, схватив со стола ковш с горячей водой, плеснула прямо перед ним. Он отскочил в сторону, и Оля тоже выскочила на улицу, догнав брата у изгороди.

– Попадет нам теперь, домой ворочаться нельзя, – прошептала она Васе.

– А ну вернитесь, паршивцы! – раздался на крыльце властный голос матери, которая, услышав шум, проснулась и была уже в курсе событий.