Появились смутные очертания каких‑то человеческих фигур, странными движениями разбирали они стены лаборатории…
Вспыхнуло на мгновение солнце и тотчас же погасло…
Я пришел в себя не сразу. Наша «тележка» катилась вниз по каменистой дороге. Вокруг зеленели рощи, а солнце было высоко в небе. Артем остановил тележку у поворота, за которым виднелось море.
– Где мы? – спросил.я.
– Сейчас узнаем, – ответил Артем.
Он легко выпрыгнул из «тележки» и стал быстро подниматься на холм. Там наверху сидел какой‑то человек в желтой одежде необычного покроя, но когда он встал и поклонился Артему, я увидел, что рукава одежды отрезаны. «Да ведь это хитон!» – подумал я. За холмом сразу же начались крутые склоны, а там вдалеке высились скалистые громады.
И вновь будто чей‑то голос прошептал: «Олимп… Это Олимп…» Артем вприпрыжку сбежал по склону холма. Торопливо уселся на сиденье.
– Так что вы узнали?
– Все в порядке. Козопас сказал, что Гомер уже умер, но дед козопаса помнил поэта хорошо…
– Сейчас какое столетие? – спросил я, так до конца и не веря в то, что все происходящее не снится мне.
– Сейчас? – Артем наклонился к приборам перед собой, покрутил пуговку над чем‑то, напоминающим спидометр. – Мы в двенадцатом столетии… до нашей эры, разумеется…
Было еще несколько «остановок», и вот последняя. Мы остановились посредине широкого луга.
Смеркалось. Чья‑то песня донеслась из маленького селения, низенькие домики которого выглядывали изза деревьев. Вокруг никого не было. Артем попросил меня привстать, достал из‑под сиденья сверток и, развернув его, протянул мне бутерброд с сыром.
– Где мы сейчас?
– Боюсь, что на этот раз перелет…
Артем с аппетитом откусил громадный кусок бутерброда и вдруг, толкнув меня в бок, указал рукой в сторону селения. Оттуда во весь мах скакал по росистой траве всадник. Он быстро приближался, и звон его доспехов заглушил и собачий лай, и песню, и неумолчный звон кузнечиков. Всадник подскакал к нам и в удивлении остановился, подняв правой рукой тяжелое копье. Я вобрал голову в плечи, ожидая, что сейчас на нас обрушится удар, но Артем, не поднимаясь с сиденья, поднял руку с газетным свертком и громко приветствовал всадника по‑эолийски.
– радуйся! – сказал Артем. – Радуйся!
– Радуйся и ты, юный воин, и ты, почтенный человек, – ответил всадник и спрыгнул с коня.
– Мы ищем Гомера, – сказал Артем. – Вы не видели его?
– Гомера?.. – переспросил воин. – Гомера… Но я не знаю такого базилея… Или, может быть, это простой свинопас, убежавший из вашего дома?
– Нет, он слагает песни…
– Слагает песни? Так это нищий певец! Он был у нас вчера и долго пел на площади, но, да падет на мою голову проклятие богов, если кто‑нибудь из нас подал ему хотя бы старую кость… В других местах ему лучше, там еще есть глупые псы, что забыли,.чего нам стоила Троя… Этот нищий ушел по дороге к морю…
Артем повернул какой‑то рычажок, и наша «тележка» мягко покатилась по траве, а конь, вздрогнув, бросился в сторону и поскакал к селению, и долго нам слышался голос всадника, звавшего коня.
Утром мы увидели море. Воздух был прозрачен, дрожащими зубцами скал проступали очертания далекого острова. Артем вышел из «тележки», помог выбраться мне. Солнце поднималось в безоблачном голубом небе, предвещая жаркий день.
– Там кто‑то сидит, – сказал Артем, кивнув в сторону каменистого обрыва.
Действительно, метрах в ста от нас, на обломке скалы сидел человек. |