Капитан, стоя на банке и ухватившись за мачту, рассматривал остров в бинокль.
— Ну, где же ваша станция? — воскликнул Мак.
— Что-то не вижу, — ответил капитан.
— Да и не увидите! — подхватил Мак с выражением торжества и отчаяния.
Истина была очевидна для всех. Ни бакенов, ни вех, ни сигнальных огней, ни станции; потерпевшие крушение переплыли лагуну и высадились на острове, где не было никаких следов человеческих, кроме обломков разбившихся кораблей, и никаких звуков, кроме шума прибоя. Морские птицы, которые гнездовали и жили здесь в момент моего посещения, были в то время рассеяны в отдаленнейших краях океана, и следами их пребывания оставались только перья и невысиженные яйца. Так вот куда они стремились, всю ночь работая веслами и с каждым часом удаляясь от спасения! Шлюпка, как ни мала она, все-таки говорит о работе людей, и хотя выглядит очень одинокой в море, но сама по себе представляет нечто вполне человеческое, а остров, на который они променяли ее, был безнадежно дик, — место уныния, одиночества и голода. Заря пламенела, спускалась вечерняя тень, а они сидели или лежали молча, позабыв о еде, — люди, которым приходилось пропадать из-за лживой книги. Ввиду крайнего добродушия компании ни одного упрека не было сделано Гаддену, виновнику этих бедствий. Но новый удар был принят не так великодушно, и на капитана посматривали довольно сердито.
Однако он вывел их из летаргии. Они повиновались ворча, вытащили шлюпку выше линии прилива и последовали за ним на вершину жалкого островка, откуда открывался весь горизонт, частью омраченный наступающей ночью, частью расцвеченный красками заката. С помощью паруса, весел и мачты устроили палатку. Затем Амалу, не дожидаясь приказания, по инстинкту привычной службы, развел огонь и принялся за стряпню. Ночь наступила, звезды и серебряный серп месяца засияли в высоте, прежде чем ужин был готов. Холодное море блестело вокруг них и огонь озарял их лица, пока они ели. Томми открыл свой ящик, и бутылка хереса обошла кружок, но долго никто не нарушал молчания.
— Ну, так как же быть теперь? — внезапно спросил Мак.
— Да, дело плохо, — сказал Томми. — Где мы, собственно, находимся?
— Я вам скажу, — ответил Мак, — если вы хотите слушать. Когда я служил на китайском пакетботе, мы заходили на этот остров. Он лежал на пути в Гонолулу.
— Черт возьми! — воскликнул Кэртью. — Это нам на руку. Останемся здесь. Нам нужно поддерживать хороший огонь, но здесь довольно обломков.
— Обломков сколько угодно! — сказал ирландец. — Тут только и есть обломки да доски для гробов.
— Но нам придется разводить очень большой огонь, — заметил Гемстид. — Такого костра, как этот, недостаточно; его никто не увидит.
— Не увидит? — сказал Кэртью. — Оглянитесь кругом.
Все оглянулись и увидели пустоту ночи, голую светлую гладь моря и звезды, глядевшие на них; и голоса замерли в их груди при этом зрелище. В этой огромной пустоте, казалось, их можно было видеть с одной стороны из Китая, с другой из Калифорнии.
— Бог мой, какая пустыня! — пробормотал Гемстид.
— Пустыня! — воскликнул Мак и внезапно умолк.
— Это лучше шлюпки, во всяком случае, — заметил Гадден. — Мне до смерти надоела шлюпка.
— А меня сокрушают деньги! — вмешался капитан. — Подумать только, такое богатство, — четыре тысячи золотом, серебром и билетами, — и проку в них не больше, чем в навозе.
— Я вам вот что скажу, — сказал Томми. — Мне не нравится, что они остались в шлюпке — слишком далеко от нас. |