Все дело в несчастном случае, подумал Артур. В мысли о том, что человек, погибший так трагически, брал эти книги последним. Переворачивал эти страницы. Мог оставить в книгах частицу своей жизни — клочок бумаги или ершик для чистки трубок вместо закладки. Даже крошки табаку. Вот она и расстроилась.

— Не важно, — сказал он. — Я зашел их вернуть.

Он отвернулся от конторки библиотекаря, но не ушел сразу. Он не был в библиотеке уже много лет. Вот между двумя фасадными окнами висит портрет его отца. И всегда будет висеть.

основатель органной фабрики Даудов и покровитель этой Библиотеки.

Он верил в Прогресс, Культуру и Образование. Истинный друг города Карстэрс и Рабочего Человека».

Конторка библиотекаря загораживала арочный проем, соединяющий переднюю комнату с задними. Книги стояли рядами на стеллажах в задних комнатах. В проходах висели лампы под зелеными абажурами, а с них свисали длинные шнуры. Артур вспомнил, как много лет назад на заседании муниципального совета обсуждали необходимость покупки шестидесятиваттных лампочек вместо сорокаваттных. Вопрос подняла тогда именно эта библиотекарь, и он был решен положительно.

В передней комнате лежали на деревянных подставках журналы и газеты и стояли тяжелые круглые столы, чтобы люди могли посидеть и почитать. За стеклом выстроились в ряд толстые книги в темных переплетах. Вероятно, словари, атласы, энциклопедии. Два красивых высоких окна выходили на главную улицу города. Из проема меж ними смотрел отец Артура. В комнате висели и другие картины, но слишком высоко; краски потускнели, а на картинах было много народу, поэтому нельзя было разобрать, что на них нарисовано. (Потом, когда Артур проведет в библиотеке много часов и обсудит эти картины с библиотекарем, он узнает, что на одной изображена битва при Флоддене и король Шотландский, несущийся в атаку вниз по склону в облаке дыма; на другой — похороны «Орленка»; на третьей — ссора Оберона и Титании из «Сна в летнюю ночь».)

Артур присел за один из столов — так, чтобы смотреть в окно. Он взял со стола старый «Нэшнл джиографик». К библиотекарю он сел спиной. Он подумал, что этого требует чувство такта — ведь она, кажется, переживает. Вошли какие-то люди, и Артур услышал, как библиотекарь с ними разговаривает. Теперь ее голос звучал более или менее нормально. Артур все думал, что сейчас уйдет, но не уходил.

Ему нравилось высокое голое окно, полное светом весеннего вечера, достоинство и порядок этих комнат. Мысль о том, что сюда приходят взрослые люди, что они читают книги, приятно интриговала. Неделю за неделей, книгу за книгой, и так всю жизнь. Он сам время от времени что-то читал, когда ему рекомендовали, и обычно ему это нравилось, а потом он читал журналы, чтобы быть в курсе всего, и не вспоминал про чтение книг, пока ему не рекомендовали что-нибудь еще, практически случайно.

По временам, ненадолго, в помещении оставались только он сам и библиотекарь.

Во время одного из этих перерывов она подошла и встала недалеко от него, возвращая на место какие-то газеты. Закончив, она обратилась к Артуру — в голосе прорывалась настойчивость, но библиотекарь владела собой.

— Рассказ о несчастном случае, который напечатали в газете… я полагаю, он был довольно точным?

Артур сказал, что, вероятно, даже слишком точным.

— Как это? Почему вы так говорите?

Он объяснил, что люди бесконечно жадны до кровавых подробностей. Неужели газета должна идти у них на поводу?

— О, я думаю, это естественно, — сказала библиотекарь. — Естественно для людей — хотеть знать самое худшее. Люди хотят представить себе все в деталях. Я сама такая. Я очень мало что знаю о промышленных станках. Мне трудно представить, что произошло.