Глава 5

Игры императора Руфина

"Сегодня, в праздник Либерты Победительницы, на Авентине ожидается около трехсот тысяч человек. На церемонии будет присутствовать Элий Цезарь. Сам он когда-то служил волонтером в фонде Либерты". "Вспомним в этот день слова Эпиктета*:

" Чего не желаешь себе, не желай и другим; тебе не нравится быть рабом не обращай других в рабство"".

"Пожертвования клиентам за первую половину месяца возросли вдвое. Ночлежки переполнены. В бесплатных столовых очереди. И хотя раздача продуктов увеличена, столовые не могут обеспечить всех желающих горячим питанием". "Несмотря на подвоз дополнительного зерна из Каллии, Полонии и Винландахлебные очереди не уменьшаются. Рим испытывает также недостаток в молоке и овощах. Цены неуклонно растут".

"По неподтвержденным данным, те многочисленные перегрины**, что объявились в пределах Империи, - это бывшие гении, принявшие антропоморфный вид".

"Пожар на автомобильных заводах в Медиолане пока не удается локализовать".

"Акта диурна", 7-й день до Калена октября***

* Эпиктет - древнеримский философ-стоик.

** Перегрин - негражданин.

*** 23 сентября.

В это утро Юний Вер почувствовал себя лучше. Он понимал, что поблажка кратковременная и скоро боль вернется, но рад был и этому.

Проснувшись, он сразу вспомнил, что сегодня праздник Либерты - любимый день Элия. Вспомнил и позавидовал другу. Если бы Вер мог верить, как Элий, что Декларация прав человека может решить все вопросы! Но, к сожалению, Вер не верил декларациям.

На столике рядом с кроватью вновь появилась золотая чаша, куда больше и изысканнее прежней. Чаша, до краев полная амброзии. Вер не удивился. Аккуратно перелил густую жидкость в золотую флягу, стараясь не потерять ни капли. Но все же пролил - руки его дрожали. С трудом натянул тунику, надвинул соломенную шляпу на глаза, взял суковатую палку и вышел на улицу. Брел, всем телом наваливаясь на палку. Носильщики сами к нему подошли; ни о чем не спрашивая, донесли до Эсквилинки. Денег не взяли.

Воздух второго корпуса тревожил его. Будто он, Вер, был зверем и чувствовал по запаху родных среди чужого народа. Он миновал атрий и поднялся на второй этаж, безошибочно идя по следу. Девушка стояла в криптопортике и смотрела сквозь цветные стекла в никуда. Ее профиль по-прежнему мнился профилем на медальоне саркофага. Обреченность сквозила в каждой черточке лица, в повороте головы, в безвольно поникших плечах. Вер коснулся ее. Она повернулась. Молча он отдал флягу. Она взяла. Поняла без слов. Запах амброзии все сказал вместо Вера. Он дарил ей жизнь. Она кивнула в ответ. Он повернулся и ушел. Боялся, что она начнет его благодарить. Слов благодарности он бы не вынес.

У выхода из корпуса кто-то бесцеремонно схватил Вера за руку. Но, говорят, даже мертвый гладиатор умеет защищаться. Человек так уязвим. На теле немало точек, одно нажатие на которые заставляет человека ползать на коленях. Вер глазам своим не поверил: перед ним на колени упал Гюн.

- Идиот! - бормотал Гюн, поднимаясь. - Ты отдал амброзию смертной. Смертной! А тебя просил я... я...

- Ты свое уже получил, не так ли? Так оставь меня в покое...

- Я - гений! - Лицо исказилось так, что, казалось вот-вот лопнет.

- Да, знаю, гений. Вы прежде владели душами. Но что с того? Что сделали за две тысячи лет? Ничего. Упивались властью. Или надеетесь вернуть прежнее и совершить все, что не свершили за двадцать столетий?

- Гении не позволят людям так с собой обращаться! Мы будем повелевать, а вы - подчиняться!

- Грози. Это тебя немного утешит.