— Куда? — на этот раз ему удалось ее удивить.

— Домой! Мне здесь больше нечего делать! отрубил он. — Может быть, с моим отъездом, закончатся все смерти. Все равно я понятия не имею, что теперь делать здесь, в Италии.

— Но как ты можешь все бросить? — вскричала она. — Ведь от тебя так много зависит.

— Откуда ты знаешь? — закричал он в ответ. —Откуда ты знаешь, что я им нужен?!

— Догадаться нетрудно, — процедила она, если бы ты не был нужен той силе, что противостоит двойникам стрелков, тебя бы давно убили.

Старыгин, осознав эту мысль, надолго замолчал. Действительно, его вполне мог убить Лойза в подземельях Клементинума, либо утопить в Чертовке. И сегодня он мог погибнуть под лесами.

— Это Лойза убил того человека в монастыре! сказал Старыгин. — Я видел его возле нашей гостиницы.

— Не может быть! — не поверила Катаржина. —Лойза остался в Праге!

— Они следят за нами, они знают каждый мой шаг!

— Тебе нужно выпить, — твердо сказала Катаржина. — Иначе не успокоишься.

— Никуда не пойду! — тут же решительно заявил Старыгин. — Сил никаких нет!

— Я пойду, спрошу у портье, может быть, хоть пиво у них в автомате есть! — она исчезла.

Старыгин рассеянным взглядом скользнул по экрану компьютера и тут же оживился. Что такое? Письмо было написано по-английски, подпись — Борис. Старыгин взглянул на адрес — ну да, письмо от Коврайского, богатого русского коллекционера, которого они посещали в Карловых Варах. Разумеется, нехорошо читать чужие письма, но тут такое важное сообщение… И опять-таки, она бы не оставила личное письмо на экране…

Коврайский обращался к Катаржине официально — доктор Абст, и сообщал удивительные вещи.

"Мне стало известно, — писал он, — что отыскались те две картины, что похитили у меня несколько месяцев назад вместе с той, что так интересовала вашего коллегу. Обе работы голландских художников второй половины XIX века, Густав Ван Сванельт — «Старый амбар» и Яан Саардикстра — «Пейзаж с мельницей». Картины не то чтобы отыскались, но всплыли совершенно случайно в одной частной российской коллекции. Владелица приобрела их как работы русского художника второй половины XIX века Евлампия Творогова. Кажется, в России по этому поводу разгорелся нешуточный скандал, что меня, в сущности, не слишком удивляет.

Скажу откровенно, меня больше волнует судьба третьей картины — Херман ван Свеневельт, «Прощание Гектора и Андромахи», о которой пока никаких известий. Я ценил ее гораздо больше. Но и те две картины все же хотелось бы получить назад. Я со своей стороны приму необходимые меры, а вы поставьте в известность вашего друга, возможно, это облегчит ему поиски".

Старыгин отмахнулся от беспокойной мысли, что Коврайский вычислил его настоящие намерения так же легко, как и пани Катаржина в свое время. Сейчас нужно было думать не об этом, нужно срочно звонить в Россию Крестовоздвиженскому, он на этих старых голландцах собаку съел.

Так, сейчас одиннадцать часов, в Петербурге час ночи, но ничего, у старика бессонница, ложится поздно.

— Иван Филаретович! — крикнул он, едва дождавшись, когда там, в далеком Петербурге, снимут трубку. — Что у вас там за афера с голландцами, вы в курсе?

— Дмитрий Алексеевич! — закудахтал старик. —Куда ж вы пропали? Ни слуху ни духу, мы уж места себе не находим!

— После, Иван Филаретович, после! — нетерпеливо отмахнулся Старыгин.