И снова его ответ показался ей на удивление сдержанным. Видимо, потеря карты уменьшила энтузиазм археолога.
— У вас не найдется лишнего экземпляра фотографии?
Он достал снимок из коробки.
— Держите, это вам.
Мара вертела снимок, рассматривая его под разными углами.
— А как вообще карта пятнадцатого века могла обнаружиться при раскопках, относящихся к первому тысячелетию?
— Наш участок расположен очень близко к Шелковому пути, который начинается неподалеку, в Сиане. По Шелковому пути шло такое интенсивное движение в течение многих тысячелетий, что мы часто находим в верхних слоях артефакты, относящиеся к другим векам. — Он помолчал. — Но мы не специалисты в других областях, помимо тохаров. Нам помогло датировать карту тело.
— Тело? — Мара впервые слышала о найденном теле.
— Да, карту мы обнаружили в удивительно хорошо сохранившейся тиковой шкатулке поверх скелетных останков, там был еще один свиток. Хотите взглянуть?
Мара не знала, какой свет это могло пролить на кражу карты, но кивнула.
— Вы нашли тело в могиле?
— Нет, в наскоро отрытой яме. Похоже, произошло убийство.
12
Осень 1496 года
Сагреш, Португалия
— Просыпайся, кусок дерьма. Ты чем тут занимался, купался в пиве?
Антонио чувствует, как его грубо трясут за плечо. Не открывая глаз, он хватает за руку обидчика и отбрасывает его в сторону.
— Проваливай ко всем чертям, Эштеван, — говорит он, переворачиваясь и вновь погружаясь в сон.
— Бог свидетель, я сам ничего другого не желал бы. Но главнокомандующий велел мне явиться сюда и разбудить тебя. Он хочет встретиться с тобой в обсерватории, как только ты очухаешься. — Эштеван замолкает, и Антонио представляет его самодовольную ухмылку. — Хотя я сообщил ему, что ты ни на что не годен.
Антонио не может шевельнуться. Он понимает важность приказа, но усталость, боль и недостаток сна во время долгого переезда берут свое.
— Ты не даешь мне прийти в себя.
На Антонио выливается ведро ледяной морской воды, и он сразу просыпается. Вскакивает с кровати, готовый отвалтузить Эштевана. Но тот заранее подготовился. Рядом с ним стоит охранник.
— Обсерватория, — напоминает Эштеван и, самодовольно улыбнувшись, уходит.
Антонио снимает промокшую насквозь одежду и разматывает пропитанные кровью бинты. Только щедрые порции пива приглушили боль от раны и позволили ему добраться верхом из Лиссабона в Сагреш. Он знает, ему повезло, что он отделался одной-единственной царапиной, но алкоголь постепенно выветривается и обжигающая боль возвращается.
Он перебинтовывает все еще сочащийся порез, надевает камзол и накидку, предусмотрительно оставленные в шкафу, и расчесывает темную непослушную шевелюру гребнем из слоновой кости. Держа в руке маленькое зеркало, он разглядывает свои темные глаза и нос, слегка сбитый набок в последней потасовке. Времени бриться у него нет, но он находит, что и так выглядит вполне представительно, хоть и слегка простовато по сравнению с лощеной братией из Школы навигации. Ему бы сейчас не помешал глоток пива, чтобы приглушить боль в голове и ребрах и помочь успокоиться.
Антонио спешит по длинным коридорам из спального корпуса в учебные залы и обсерваторию. |