«Наконец-то», — подумала я, решив, что он собрался с духом поделиться со мной тем, что его мучает.

— Я хочу, чтобы вы дали мне согласие, но вы до сих пор ничего мне не сказали, Кэтрин. Ведь я не неприятен вам, и вам со мной хорошо, разве не так?

— Конечно, вы не неприятны мне, и нам хорошо вместе. Если вы уедете…

— Вам будет не хватать меня, — перебил он, — но не так сильно, как мне будет не хватать вас. Я хочу, чтобы вы поехали со мной. Я не могу уехать без вас.

— Но почему вы так хотите, чтобы я поехала с вами?

— Почему? Но вы же знаете — потому, что я люблю вас и не хочу с вами расставаться.

— Да, но… может, есть и другая причина?

— Какая еще должна быть причина? — спросил он, но глаза его в этот момент смотрели в сторону, и я опять почувствовала, что он что-то от меня скрывает.

— Вы должны рассказать мне все, Габриэль, — сказала я.

Он пододвинулся ко мне и обнял меня.

— Вы правы, Кэтрин. Есть вещи, которые вы должны узнать, прежде чем принять решение. Без вас я не смогу быть счастлив… а мне недолго осталось жить.

— Что вы хотите этим сказать? — резко спросила я.

Он отстранился от меня и сказал, глядя прямо перед собой:

— Мне осталось всего несколько лет. Я получил свой смертный приговор.

Я рассердилась, потому что не могла выносить его постоянные разговоры о смерти.

— Перестаньте драматизировать, — сказала я, — и расскажите мне толком, что все это значит.

— Все очень просто — у меня слабое сердце. Это фамильная болезнь: мой старший брат умер от этого совсем молодым, моя мать умерла при родах от того же самого… Я же могу умереть завтра, через год или через пять лет… Говорят, что я вряд ли проживу дольше пяти лет.

Мне хотелось как-то утешить его, и он понял, что его слова поразили меня, поэтому он грустно добавил:

— Так что все это не очень надолго, Кэтрин.

— Не смейте так говорить, — сердито сказала я, вставая. Я была под таким впечатлением от его слов, что больше ничего в этот момент сказать не могла. Я быстро пошла к дому, и Габриэль отправился меня провожать. Ни один из нас до самого дома не сказал ни слова.

В эту ночь я почти не спала. Я ни о чем не могла думать, кроме Габриэля и его потребности во мне. Теперь мне было понятно, почему он с самого начала казался мне не похожим на других — потому, что я никогда раньше не встречала человека, приговоренного к смерти. У меня в голове звучал его голос: «Я могу умереть завтра, через год или через пять лет… Говорят, я вряд ли проживу дольше пяти лет…» Перед глазами же у меня стояло его грустное лицо, которое так часто при мне освещалось улыбкой. Я могу сделать его счастливым на то время, которое ему осталось, — только я. Как же я могу оттолкнуть человека, которому я так нужна?

В то время я была так неопытна, что не умела анализировать свои чувства. Но я была уверена, что мне будет не хватать Габриэля, если он уедет. Он наполнил мою жизнь, заставив меня забыть мрачность моего дома, и, кроме того, он показал мне, как приятно быть с кем-то, кто действительно интересуется мной и моей жизнью и кто искренне мной восхищается.

Возможно, я не была влюблена; возможно, жалость была тем, что определяло мое отношение к Габриэлю. Как бы то ни было, на следующее утро я приняла решение и согласилась стать его женой.

Оглашение нашей помолвки состоялось в церкви Гленгрина, и после этого Габриэль уехал домой, чтобы, как я полагала, известить своих родных, а я начала готовиться к свадьбе.

Мой отец, у которого Габриэль перед отъездом по всей форме попросил моей руки, был несколько ошарашен таким поворотом событий.