— Да ладно, я ж вам, оглоеды, весь бекон отдал! — вскинулся полумегатонник гвардии старшина Глеб Колесов, тишком намазавший бутерброд толстым-толстым слоем рокотовского паштета, пока однополчане отвлеклись на артисток. Сам Рокотов топтался поблизости — ему из присланных продуктов достался фиг, потому как молодой еще, а «дедушкам» калории необходимы. Глаза матроса метались туда-сюда — от певуней к быстро исчезающему содержимому посылки и обратно.

— А я не люблю бекон. Я паштет люблю! — возразил сержант Кудлатый.

— Хоре ругаться, мужики, — встрял тоже несколько подсевшим от близости дамского общества голосом прапорщик Доровских и сунул пустую руку в ближайший сугроб. Вынырнула рука уже с видавшем виды алюминиевым чайником.

— Ладно, — смилостивился Кучин, поскольку полковник перестал заслонять красавиц. — Я ж не жлоб какой-нибудь. Держи. — Он достал из пакета банку и кинул ее Зыкину. Зыкин хмуро поймал банку на лету. — Тебе половина и мне половина. Сечешь мою доброту? А ты даже угорьков электрических наловить заленился. Эх, Синдерелла, Синдерелла… Больше ничего из провизии не прислали? Ну тогда пошли к ребятам, нефиг тут единоличником сидеть… — И отвернувшись, старослужащий замурлыкал: — И я хочу в Бразилию, к далеким берегам…

Следует признать, что голос у него был.

Зыкин вздохнул, поплотнее запахнулся в полушубок, подхватил посылку и следом за старшиной захрумкал по снегу в сторону костра. По дороге они синхронно ногтями взрезали банки, отогнули крышки с неровными краями и принялись прихлебывать тягучую сладкую массу.

— Садитесь, мужики, — подвинулся на запорошенном бревне мичман Мильян, завидев подошедших Кучина и Зыкина. Глазки его уже подозрительно блестели. — «Спрайту» хотите?

— Ну-ка, ну-ка! — Генерал, который неприкаянно бродил среди бойцов, отказываясь от угощений и выискивая наверняка заныканную мегатонниками водку, оживился и торжествующе потянул руку к литровой пластиковой бутыли, где густо бултыхался «Спрайт». — Дайте-ка сперва мне попробовать, что у вас там за горючее…

Зыкин подумал, что мичман начнет Ваньку валять, будто и не слышит ничего из-за скрипов и шорохов в динамиках, но вышло иначе.

— Конечно, товарищ генерал, пожалуйста, угощайтесь! — лучезарно улыбнулся Мильян, переложил бутыль из левой руки в правую и только потом протянул ее генералу.

Бойцы затаили дыхание, на миг даже забыв про певуней.

Генерал недоверчиво бутыль осмотрел, понюхал горлышко, сделал осторожный глоток. «Спрайт». Чистый. Не подкопаешься. Командир растеряно хмыкнул и вернул лимонад Мильяну. Тот взял бутыль правой рукой, переложил в левую и отдал Кучину.

Присев на бревнышко, Кучин раскрутил содержимое бутылки «винтом» и сделал могучий глоток. Крякнул. Закусил сгущенкой. Выдохнул:

— Ниче… Хороший лимонадик уродился. — На глазах его выступили слезы; он передал бутылку Зыкину. — На, земеля, приложись по случаю.

— Не, спасибо, я не пью, — отказался тот, грустно лелея взором солистку и даже не замечая, что носки в забытой посылке уже не видны из-под снега. Она — известная актриса, а он кто? Невидимый боец невидимого фронта, и все… Конечно, можно попытаться заинтересовать певунью рассказами о своей нелегкой службе, о заданиях, однако говорить правду запрещала подписка, а врать Зукин не умел.

— Так! Вы что тут мне голову морочите?! — взъярился Евахнов, который внимательно наблюдал за перемещениями «Спрайта». — Старшина Кучин, отдать мне бутылку!

— Есть! — гавкнул Кучин.