-  Да, я ваш хозяин, и я вернулся, - сказал им граф. - Жить я буду в замке. Завтра можете там же поздравить меня с приездом. А теперь - брысь отсюда! Я хочу отдохнуть.

    Папаша с приятелями оказались под дождём, сами не понимая как.

    -  Оно, конечно, как бы и хорошо, - глубокомысленно заявил арендатор Гвилл. - Но всё же как будто и не совсем.

    -  Гм, - сказал мой папаша. - Его милость дал понять, что завтра он уже будет в замке. А это странно - ведь туда больше дня пути, да ещё по такой погоде. Как же его милость успеет добраться за жалкий остаток ночи?

    -  Воистину, странно! - подтвердили все арендаторы.

    -  Может, у его милости - хороший конь? - предположил Гвилл, человек в высшей степени трезвомыслящий даже в подпитии.

    Но папаша с большим сомнением покачал головой.

    Через пару дней делегация арендаторов с традиционными дарами достигла замка. Джокс, в ту пору - зелёный юнец - встретил их в своей манере, напыщенной и чванной.

    -  Граф ожидал вас вчера, - сказал он. - Не знаю даже, примет ли он гостей теперь.

    -  Но ведь мы вышли рано поутру после того, как его милость объявили о своём возвращении, - возразил папаша. - Неужто он так сильно нас обогнал?

    Джокс насупил брови.

    -  Граф прибыл третьего дня, - изрёк он. - Это так же бесспорно, как и заплата на твоих штанах.

    Спорить с ним было бесполезно, и папаша погрузился в молчаливые расчёты, из которых следовало, что граф Амрок умел летать по воздуху со скоростью почтовой голубки.

    -  А верно лошадь его милости очень хороша, - встрял арендатор Гвилл.

    Джокс на это повёл бровями и ответствовал:

    -  Граф прибыл пешком.

    Все очень удивились такому обстоятельству. Особенно странно было, что его милость шёл пешком, как последний батрак, хотя даже у самых бедных крестьян водился в хозяйстве какой-нибудь пони или, на худой конец, мул. Джокс сурово отказался обсуждать это. Ему ясно было, что хозяин волен ездить верхом, ходить пешком или даже скакать на метле - это его господское дело.

    Граф однако ж принял делегатов, усадил их по обычаю на почётные места и выслушал с должным вниманием все заверения в верности, преданности и прочая. Папаша впоследствии рассказывал, что сразу отметил насмешливый и недобрый огонёк в глазах его милости. Но товарищи его, сердясь, говорили, что он врёт. Каждый в отдельности приписывал открытие этого недоброго огонька лично себе, но все вместе соглашались - толку от этого было немного.

    -  Кое-что изменится в нашей земле, - произнёс граф. - И вам лучше бы принять это как есть. Жизнь ваша была скучна и однообразна - дождь с утра до вечера, сплетни да пиво - вот и все радости. Я же намерен забавляться. Знаю, о чём вы подумали! Выбросьте это из ваших голов. Я не буду портить девок и устраивать глупые попойки. Это скучно, непроходимо скучно! Нет, я буду забавляться по-другому. Ха, ха, ха! - Он рассмеялся очень ненатурально. Но не это было странным. К ужасу моего папаши, огромная кабанья голова, лежавшая на серебряном блюде, обложенная яблоками, вдруг распахнула свою клыкастую пасть и тоже сказала: «Ха-ха-ха!» Причём из пасти выпал пучок редиса.

    Больше никто этой странности не заметил.

    «Да не пьян ли ты, старина?» - спросил папаша сам у себя, но отрицательного ответа дать не мог, не покривив душою, ибо перед этим выпил шесть или семь кружек.

    Изрядно угостились арендаторы в замке и всех полегоньку разобрало.