— Но вы потеряли ваши плантации на Мартинике, — сказала Грэйния. — Жаль, что так случилось, я вам очень сочувствую.

— Я их верну. Однажды они снова станут моими.

— А тем временем вы могли бы помочь нам управиться с нашими.

— Хотел бы помочь ради вас, но вы должны понять, что это невозможно. Попробуйте убедить вашего отца сосредоточить все внимание на выращивании мускатного ореха. Здесь он растет лучше, чем на других островах, и спрос на него по всему миру всегда велик.

— По-моему, папа не жалует мускатный орех из-за того, что он не сразу дает плоды.

Граф кивнул:

— Это верно. Приходится ждать лет восемь, а то и девять. Но урожай постоянно возрастает до тех пор, пока дереву не исполнится тридцать лет. В среднем с каждого дерева собирают от трех до четырех тысяч орехов ежегодно.

— Вот уж не знала, что так много! — воскликнула Грэйния.

— Вдобавок они дают по два урожая, — продолжал граф, — а у вас ведь уже есть некоторое количество деревьев. К сожалению, слишком близко к ним посажены другие плодовые деревья, к тому же их забивает и душит подлесок.

Он помолчал, но, убедившись, что Грэйния слушает его с глубоким вниманием, сказал:

— Простите, что читаю вам лекцию. Но, честное слово, меня очень огорчает, когда я вижу, как попусту пропадает земля, способная давать хороший урожай.

— Мне бы хотелось, чтобы папа услышал это от вас.

— Сомневаюсь, что он стал бы ко мне прислушиваться, — заметил граф. — Но вы сами могли бы это объяснить человеку, который будет работать на вашего отца.

— На него работал Эйб, но папа вызвал его к себе. Не мог обойтись без него.

Граф ничего не ответил, и снова наступило молчание.

Первой заговорила Грэйния с удрученным вздохом:

— Я чувствую себя совершенно беспомощной, задача для меня непосильная.

— Конечно, непосильная, и мне не следовало так говорить с вами. Вам в вашем возрасте надо наслаждаться жизнью и видеть все в радужном свете. К чему вам мысли о пропадающей попусту плодородной земле и о каких-то там пиратах, занимающих ваш дом, пока он пустует?

Граф говорил так тихо, словно обращался к самому себе, и Грэйния рассмеялась:

— Я считаю пиратов восхитительными и когда-нибудь стану о них рассказывать своим детям и внукам. Они решат, что я была ужасно смелой и предприимчивой.

Она произнесла эти слова легко, как будто вела разговор с матерью или отцом.

Потом встретилась глазами с французом и сразу подумала, что детей-то она родит от Родерика Мэйгрина; при одной мысли об этом ей захотелось разрыдаться.

Но она не разрыдалась, даже не вскрикнула, а почувствовала, что краснеет от того, как смотрит на нее граф. Сердце у нее так и забилось:

Послышались чьи-то голоса, и оба стали прислушиваться.

— Это Эйб! — с облегчением воскликнула Грэйния.

Вскочила с кресла и бегом побежала в холл.

— Эйб! Эйб! — громко позвала она.

Эйб появился из кухни, а с ним вместе и слуга графа.

— Что вам удалось узнать? — спросила Грэйния.

— Дела очень плохие, леди, — отвечал Эйб.

Прежде чем он успел продолжить, слуга-француз поспешно подошел к хозяину и обрушил на него поток такой быстрой французской речи, что Грэйния не могла разобрать ни слова.

Только когда он кончил, девушка обеспокоенно спросила:

— Что… произошло?

— Да ничего хорошего, — ответил граф. — В то же самое время, как началось восстание в Гренвилле, Шарлоттаун был атакован другой шайкой инсургентов.