Родители Грунины, Петр с Татьяной, подивились Лукерьиной смелости: сама уже на ладан дышит, а не побоялась в дальний путь пуститься по плохой дороге да еще в такое опасное место. Посмотрела на них Лукерья с усмешкой. «Поздно мне уже бояться-то, – молвила тихонько, – что на роду написано – этого не миновать, а днем раньше, днем позже – разница невелика».
Да только не в Лукерьину пользу судьба распорядилась. Переночевала она в доме Петра, а наутро все ахнули: за одну ночь так потеплело, что дороги сделались непролазными, даже лед на реке потемнел и вздулся. Старожилы аж крякнули с досады, по их прогнозам до такой оттепели было недели две, не меньше, а то и месяц. Никакие приметы не предвещали такой ранней и бурной весны, а приметы народные никогда еще не подводили. Так и пришлось Лукерье в доме Петра задержаться, ну не на улицу же выгонять старушку, в самом деле. Да и польза от нее была немалая. Шустрая оказалась бабка, все успевала: и Татьяне по хозяйству помочь, и с Груней за рукоделием посидеть, а уж историй разных знала не меньше, чем сказочник Афоня, только истории у Лукерьи были все больше поучительные, сказки она лишь иногда рассказывала.
Так прошло две недели, когда после резкой оттепели вдруг ударили не менее сильные морозы, сковало дороги. Засобиралась Лукерья в путь, а родители Грунины стали ее отговаривать, погоди, мол, может, через день снова все таять начнет, завязнешь где-нибудь в лесу, как выбираться будешь? Подождала Лукерья, поддавшись на уговоры, день, другой, мороз все не слабеет, а тут в Глухово и гости неожиданно пожаловали. Шли чернушкинские мужики до соседней деревни тропами, им одним ведомыми. Были они худые, измученные, с запавшими глазами, но радостные, что сумели добраться до соседей. Страшные вещи рассказали сельчанам. Будто бы повадились в их деревню волки по ночам скотину воровать. Охотники местные собрались наказать хищников, пошли в лес, но вернулся только один, весь израненный. Умирая на пороге дома, успел сказать, чтобы все бежали прочь. А куда идти людям зимой с детьми малыми да стариками? Да и хозяйство, опять же, жалко бросать. Так и остались зимовать в деревне, осажденной волками. Даже днем небезопасно было из дома выходить. Только пару недель назад, когда началась оттепель, волки вдруг исчезли.
Выжившие жители собрались на общем совете и решили: собрать в деревне все ценные вещи да отправить гонцов к соседям за припасами. Весна скоро, сеяться пора, а нечего, все запасы съели, да и скотины в Чернушке вовсе не осталось, даже крысы и те разбежались. Времени у гонцов в обрез, пока заморозки, до оттепели нужно успеть обратно добраться. Лукерья тут же к гонцам присоединилась, обрадовались мужики, что теперь у них транспорт
зерна появился. За два дня они не только Глухово обошли, но и в пару ближайших деревень наведаться успели. Соседской беде сочувствовали, припасами делились охотно, от напасти такой никто не застрахован, даже тем, кого колдунами считают, вон как нелегко пришлось. А если соседям не помочь, то и самим, коли беда нагрянет, помощи ждать будет неоткуда. Цен больших не заламывали, а кто посовестливее, тот и просто излишки отдавал, платы не требуя. Нашлось и семенное зерно, и кое-какая скотина. За одним лишь дело стало. Чтобы поля возделывать, лошади нужны специальные, рабочие, сильные. Жители-то в Чернушке за зиму ослабли совсем, не вспахать им землю без хороших лошадей. Продать таких лошадей в Глухове мог только местный староста Прокопий, у него их много было. А так, кто же со своей кормилицей единственной расстанется? А Прокопий, не будь дураком, такую цену заломил, что у мужиков волосы дыбом встали и шапки на затылки съехали. Знает ведь, кровопивец, что безвыходное у людей положение, вот и издевается. Сколь ни пытались его усовестить соседи, стоит Прокопий на своем: «А с какого такого перепуга должен я убытки нести? Я и так уступил, коней продать согласен, а вы ж еще и недовольны?» Опечалились гонцы, и Лукерья вместе с ними. |