Вдруг закружилось все у Аграфены перед глазами, замелькало разноцветными пятнами, подхватил ее сильный вихрь, она от страха глаза закрыла, а когда открыла, не было ни леса, ни костра, сидит она в горнице богатой перед зеркалом в красивой раме, а рядом с ней – сама владычица лесная.

– Ну, что ж, девушка, – говорит ей царица, – ты мои задания выполнила, не испугалась, не сбежала с полпути, значит, права я была, что дала тебе шанс судьбу свою выбрать. А теперь смотри.

Смотрит Груня в зеркало, видит родную деревню, себя рядом с Андрейкой, вокруг деток малых. Такой милой показалась ей эта картинка, что защемило вдруг сердечко девичье. И то сказать, кто ж из девиц о простом женском счастье не мечтает, о муже да детишках? Потом пригляделась она внимательнее, нет, не все так гладко, лицо у той Груни, что в зеркале, печальное, а глаза вроде как заплаканные. Моргнула она, сгоняя непрошеную слезинку, а когда вновь на зеркало взор подняла, картинка там была уже другая. По роскошным мягким коврам шла Груня под руку с князем молодым, тем самым, что у костра лесного спал. Хоть и мельком глянула она тогда в его лицо, однако на всю жизнь запомнила.

– Да такого быть не может, – оглянулась она на владычицу, – не стать мне княгиней, разве ж князь женится на простушке деревенской.

– А куда он денется? – усмехнулась рыжеволосая красавица. – Ты ему не только княжество вернула, но, можно сказать, и жизнь спасла. Только ты в зеркало-то внимательнее смотри, не отвлекайся. Пропустишь что, пеняй потом на себя.

Смотрит Груня и, к ужасу своему, видит, что по коврам мягким взошли они на помост высокий, внизу перед ними площадь, полная народу, а на площади казнят какого-то беднягу, палач уж и топор поднял.

– Что же это? – сквозь слезы прошептала Аграфена. – Опять я все неправильно сделала? Не тому помогла?

– Нет, что ты, – успокоила ее царица, – ты все сделала правильно, князь молодой народу своему много добра принесет, и жизнь при нем намного лучше для простого люда станет. Да только показала я тебе ту сторону его жизни, о которой ты забывать не должна. Любая власть на силе основана, хорошо, коль правитель милостив, но он должен уметь и казнить, иначе власть его долго не продлится. И не всегда он может делать то, что хочет, для хорошего правителя долг превыше желания.

Снова смотрит Груня в зеркало. И видит, как к терему высокому подъезжает роскошная карета, к дверце подбегает мужчина, открывает ее с поклоном и подает руку женщине. Выходит из кареты сказочная красавица, а платье ее кажется Груне знакомым. «Ведь это она и есть, – думает про себя девушка, – госпожа Удача. Неужто суждено мне все же ее увидеть?» Тут поворачивается красавица, и, к несказанному удивлению, Груня узнает в ней себя, а в мужчине, подавшем ей руку, Тимофея, спутника ее загадочного, да и платье на ней из той самой ткани заморской, подарка тетки Прасковьи.

– Я – госпожа Удача? – прошептала Аграфена, не веря своим глазам.

– А чему ты так удивляешься? – рассмеялась владычица. – Или думаешь ты, что госпожа Удача одна на всем белом свете? Нет, и у нее помощники да ученики имеются. И к людям она не всегда в роскошной карете ослепительной красавицей приезжает, как в сказках сказывают. К тебе, вон, она старушкой дряхлой явилась на телеге-развалюхе, ты и ведать не ведала, что это за гостья, однако от удачи своей не отказалась.

– Лукерья? – ахнула Груня.

– Лукерья, Лукерья. А теперь вот можешь ты к ней в ученицы пойти. Да и Тимофей за тебя сильно просил. И помогал тебе в пути, хотя у самого дел было немало.