Не видел того воришка неловкий, уж больно забор у Налимыча был высок, но факелы округу хорошо освещали, да и ругань мужицкая представление давала, что во дворе происходит. Захотелось парню сразу выйти да сдаться, уж больно продрог и в тепло попасть желал, но чутье ему подсказало обождать, не спешить. Что наемники, что слуги замыслы хозяйские вряд ли ведали; им приказано было стеречь, вот они и старались. Когда вора заметят, то, вполне вероятно, сразу и зашибут, расспросами не утруждаясь. Смысл же затеи отчаянного вора в том как раз и заключался, чтобы или совсем не попасться или дать себя изловить, но на глазах у Налимыча, на худой конец Карба; чтобы признал его деревенский богач и, конечно же, перед тем, как насмерть лиходея забить, поболтать хозяину захотелось бы, выпытать, сам ли, по доброй ли воле вор вернулся или его кто подослал. Помнилось Чику, как сторож его волчьего воя испугался; наверняка опасались жители дома мести лесного чародея, а если нет, то чего нанял хозяин столько охраны?

Пришлось парню снова в ожидании мерзнуть, но теперь он хоть тело окоченевшее мог разогреть, подпрыгивая и по тулупу руками стуча. Постепенно утихла боль в местах ушибленных, да и не так холодно парню стало. Тем временем стража во дворе успокоилась и, псов голосистых на чем свет стоит ругая, разошлась. Залез вор потихоньку на забор, но спускаться не спешил, сперва огляделся. Остался лишь один латник на посту у ворот да мужик с дубиной у двери дома. Легко показалось вору бывалому мимо стражей, вновь засыпающих, в дом проскочить, даже собачий нюх помехой не был, замерзли носы у хвостатых охранников, лапой они их прикрывали. Да и если почуют его, то обитатели дома уж так резко по тревоге не поднимутся.

Еще посидев, спрыгнул Чик с забора тихо прямо в сугроб глубокий, так что шума не поднял, а затем осторожно, на цыпочках, от ограды к стенке дома быстро перебежал. Стражник у ворот его не услышал, даже головой не повел, так на костер и пялился. Мог бы Чик к наемнику незаметно сзади подкрасться да по голове в шапке, а не шлеме, поленом огреть, да только рискованно то было. А вдруг его смена придет или винца для согрева принесет. Как увидит тело без чувств или пост пустой, тут же тревогу забьет.

«Нет уж, коли я его свободно миновал, значит, совсем латничек сонный, пущай и дальше дремлет. Теперь он мне не помеха», – подумал Чик и медленно по бревнам стены полез, чтобы руками замерзшими до карниза резного на верхнем этаже дотянуться и в окно ставнями не прикрытое влезть. Уже добрался парень, уже ухватился как следует, но стоило ему лишь тело слегка подтянуть, как крепкие руки в ноги ему впились да вниз с силой дернули. Упал вор на спину и затылком об лед больно Ударился, однако не потерял сознания, попытался на ноги тут же встать, но удар рукоятью меча прямехонько в лоб его успокоил. Не удалось воришке латника обмануть, не дремал тот у костра, а лишь притворялся, удобного момента для поимки гостя ночного поджидая. Бывалые охранники не любят суеты, ни к чему считают за ворами бегать, когда куда более верные способы имеются их поймать.

Ушат холодной воды будит быстро, а что при этом пленник спящий чувствует, до него жестокосердным тюремщикам дела никакого нет. Очухался Чик да под гогот мужицкий головою затряс. Руки его крепко за спиной связаны то ли веревками прочными, то ли жгутами. Ноги свободно двигаются, но к левой что-то тяжелое привязано. Отплевался парень, откашлялся и, как ему ни страшно было, открыл глаза.

Лежал он в том самом подвале, куда так попасть старался. Вот дверь была желанная, за которой в маленькой темной комнатенке сундук бабки Марфии стоял. Близко оказался воришка к цели своей, да вот только нога к наковальне тяжелой была прикручена, руки связаны, а над ним Налимыч да Карб стояли, лыбились и в бороды усмехались. Как и думал Чик, пытать его Налимыч собственной персоной пожаловал и из прихвостней своих многочисленных только самого верного, самого преданного взял.