Николай Свечин. Тайны мадам ДюбуаЛидия Тальянова. Записки барышни – 4
Пролог
1891 год, 3 июня, 23 часа 11 минут. Германская империя, резиденция французского дипломата в Берлине Жана Пьера Дюбуа Ох уж эти поздние визиты… Хоть бы раз звонок в дверь после десяти часов вечера принес с собою что то хорошее. Письмо от доброго друга. Посылку с цветами или сладостями. Да хотя бы простой заблудший путник постучался бы, чтоб справиться, как выйти на Унтер ден Линден, чтобы сесть в конку – я была бы лишь рада помочь! Но не с моим счастьем, разумеется. Софи и малютка Андре мирно спали в кроватках, горничная Кристина давно ушла домой, а кухарка фрау Кремер и вовсе взяла нынче выходной – собиралась поехать к сестре. Я же, как бывало часто, засиделась со словарями: не могла позволить себе лечь спать, покуда не переведу с немецкого на французский все двадцать три страницы – обязательную норму, что я сама для себя установила. Однако все это имело значение до злосчастного звонка в дверь. С ним все мысли вылетели из моей головы, заставив внутренне сжаться и судорожно перебирать в уме варианты, кто бы это мог быть. Супруг две недели назад покинул Берлин по служебным надобностям, которые у местных властей могут вызвать вопросы – еще и оттого мне было не по себе. И снова звонок.... Я заставила себя собраться. Вложила карандаш, как закладку, меж страниц словаря, намереваясь вернуться к нему минутой позже, стянула со спинки стула шаль и накинула на плечи. Поторопилась в переднюю, чтобы открыть. Однако уже на лестнице услышала звенящий от возмущения голос Бланш, нашей няни, беседующей с незнакомцами. И незнакомцы эти мне не понравились сей же час, как только я их увидела. Было их четверо человек, ворвавшихся в нашу крохотную переднюю, оставивших следы грязи на новом ковре. – Фрау Дюбуа, полагаю? – вопросил один из них, грубо оттолкнув к стене бедняжку Бланш, ему препятствующую. Этот, очевидно, был главным – высокий светловолосый немец с военной выправкой, одетый, тем не менее, в штатское. На вид, должно быть, около тридцати пяти. Тонкие губы, сложенные в обманчивой полуулыбке, и бесцветные внимательные глаза на сухом вытянутым, как у англичан, лице. Я плотнее запахнула шаль и пыталась сохранить самообладание. – Мадам Дюбуа, – веско поправила я. – Мой муж – французский дипломат, и нынче он в отъезде. Что здесь происходит? Тонкие губы искривились в еще более мерзкой улыбке: – Нам отлично известно кто вы, мадам Дюбуа, и кто ваш муж. У нас приказ, извольте подчиниться. Он помахал в воздухе бумажкой, но в руки ее дать и не подумал. Только велел безотлагательным тоном: – Собирайтесь немедля, можете взять с собою два чемодана. Да сами оденьтесь потеплее: прохладное в этом году выдалось лето, а дорога нам предстоит неблизкая. Сказать, что испугалась – это ничего не сказать. Мне казалось, сердце сейчас выскочит из груди! Тем удивительнее, почему мой голос звучал неожиданно твердо: – Вы не имеете права нас трогать! Мы французские поданные. Сомневаюсь, что ваше начальство, кем бы оно ни было, хочет проблем с Парижем! И, теряя всякую надежду, ахнула, когда один из незнакомцев – низенький, рыжий, с неаккуратными обвисшими усами – вдруг отодвинул полу сюртука. Под ним в полутьме прихожей блеснула рукоять револьвера. Бланш вскрикнула и закрыла руками рот. А рыжий тип, злорадно осклабившись, вынул револьвер и медленно поднялся ко мне по лестнице. Я тяжело сглотнула, когда ледяное дуло револьвера уперлось в мою шею, чуть выше ключицы. – Плевать мы хотели на твой Париж, куколка, – вкрадчиво произнес рыжий мне на ухо. Блондин его не остановил. |
