Последний вопрос был обращен к двум простецкого вида мужичкам, монтировщикам декораций, которые на фоне всеобщей растерянности выглядели наиболее трезвомыслящими людьми, несмотря на исходящий от них запах спиртного.

    -  Да смотрели мы, Анатолий Степанович, - обиженно пробубнил один из монтировщиков. - Всю сцену по-пластунски облазили.

    -  А почему пьяны? - взвизгнул Кругликов. - Уволю всех, к чертовой матери.

    -  Так ведь премьера, Анатолий Степанович, - обиженно прогундел монтировщик. - Приняли по сто грамм, не больше.

    -  Может, он в оркестровую яму провалился? - вернулся директор к волнующей всех теме.

    -  Так ведь нет у нас в театре оркестровой ямы, - удивился трезвомыслящий монтировщик.

    -  Фу-ты, - хлопнул себя по лбу Кругликов. - Ум за разум заходит. Но не мог же он вот просто взять и испариться. А вы что стоите, товарищ? Ищите! Шутка сказать, пропал заслуженный артист!

    Последние слова были обращены уже ко мне. Однако я не оправдал надежд Анатолия Степановича, то есть не стал бегать по сцене с большой лупой в руках, отыскивая следы загадочного исчезновения, а так и продолжал стыть посреди сцены, засунув руки в карманы кожаной куртки.

    -  Он не из органов, - пояснил Кругликову Боря. - Это лучший в городе экстрасенс, к тому же хороший знакомый Аркадия Петровича.

    -  А милиция где?! - возопил возмущенно директор. - Я же им час назад звонил!

    Пока Кругликов по служебному телефону выяснял, куда запропастились работники правоохранительных органов, я осматривал место происшествия. Вообще-то Боря был прав. Определить по декорациям, в каком веке разворачивалось действие спектакля, не представлялось возможным. Завернутые в простыни актеры потрепанными ночными бабочками порхали по сцене среди устрашающего вида конструкций, которые в одинаковой мере годились и для борделя, и для бани, и для сумасшедшего дома.

    -  А вы действительно экстрасенс?

    Вопрос этот мне задала умопомрачительная брюнетка с большими, выразительными карими глазами, вероятно активная участница трагически завершившегося действа, если судить по простыне, облегающей ее пышные формы. Я уже собрался ей представиться, но меня опередил монтировщик, стоявший поблизости и косивший в мою сторону хмельным глазом:

    -  Дон Жуан он. Его командор в преисподнюю утащил.

    -  Ах, перестаньте, Сева, - махнула в его сторону рукой брюнетка.

    -  Мамой клянусь, - обиделся монтировщик. - Собственными глазами видел, как они провалились.

    Я не стал опровергать настырного Севу по той простой причине, что изложенный им факт имел место в моей биографии. Очень может быть, что монтировщик находился в тот момент в зале среди немногочисленных зрителей.

    -  Чарнота Вадим Всеволодович, - склонился я в поклоне перед очаровательной брюнеткой.

    -  Анастасия Зимина, - протянула мне руку красавица.

    Судя по тому, как часто задышал за моей спиной Боря Мащенко, этот жест ему показался предосудительным. Скорее всего, он был неравнодушен к Зиминой гораздо в большей степени, чем к театру. И именно этим обстоятельством объяснялось его присутствие на скучнейшем постмодернистском спектакле.

    -  Он женатый, - сказал из-за моей спины Боря.