Девушки, чьи матери скорее отравились бы, чем вошли в магазин, торгующий уцененной одеждой, теперь покупают в «Маталане» и «Ти‑Кей Максе» бок о бок с несовершеннолетними мамашами, живущими на пособие. Так или иначе, Юсеф и Санджар придерживались проверенной временем формулы, чтобы держать фирму на плаву.

Он все это ненавидел. Давным‑давно, затевая бизнес, отец имел дело главным образом с собратьями‑азиатами. Но когда «Ткани номер один» достигли прочного положения на рынке и определенной известности, пришлось иметь дело со всеми на свете. С евреями, киприотами, китайцами, англичанами. И у всех одно общее: они ведут себя так, словно 11 сентября и 7 июля дают им право относиться ко всем мусульманам презрительно и подозрительно. Искажение канонов ислама служит для них отличным оправданием их расизму и национализму. Они знают, что открытый национализм теперь невозможен, так что находят другие способы его проявлять. Вся эта болтовня насчет женщин в хиджабах. Все эти жалобы на то, что кто‑то говорит по‑арабски или на урду, а не только по‑английски. Черт побери, они что, никогда не бывали в Уэльсе? Зайдите в любое кафе, и вам покажется, что там никто никогда не учил английского.

Но едва ли не больше всего Юсефа злило, как с ним обращаются те, кого он знал долгие годы. К примеру, когда он входил на фабрику или на склад, где покупал или продавал товары уже семь лет – с тех самых пор, как начал работать у отца. Теперь местные уже не называли его по имени, здороваясь, и не смеялись вместе с ним, болтая о футболе, крикете и прочем. Их взгляд скользил мимо него, или же они держались с фальшивым дружелюбием, словно снисходя к нему, наверное, лишь для того, чтобы потом заявить в каком‑нибудь баре: «Да у меня у самого есть друзья‑мусульмане…»

Однако сегодня он загнал свой гнев поглубже. Все это не будет продолжаться вечно. Будто в подтверждение его мыслей, зазвонил мобильный – как раз когда он подъезжал к стоянке позади фабрики Говарда Эдельштейна. Он узнал мелодию и улыбнулся, поднося телефон к уху.

– Как идут дела? – спросил голос в трубке.

– Все по плану. Рад тебя слышать. Не ожидал, что ты сегодня утром позвонишь.

– Отменили одну встречу. Дай, думаю, звякну тебе, узнаю, все ли на мази.

– Ты же знаешь, что можешь на меня положиться, – ответил Юсеф. – Когда я говорю «сделаю», считай – уже сделано. Не волнуйся, я от намеченного не откажусь.

– Об этом‑то я не волнуюсь. Ты ведь сам прекрасно понимаешь, что мы совершаем благое дело.

– Понимаю. И в такие дни, как сегодня, я рад, что мы решили действовать именно так.

– У тебя неприятности?

– Просто ненавижу вылизывать кому‑то задницу. Но скоро я это брошу.

Смешок на том конце линии:

– Еще бы. Через неделю в это же время мир станет совсем другим.

Не успел Юсеф ответить, как за водительской дверцей замаячила знакомая фигура самого Говарда Эдельштейна: тот небрежно махнул рукой и ткнул большим пальцем в сторону здания.

– Пора мне двигать, – сказал Юсеф в трубку. – До скорого.

– Надеюсь.

Юсеф разъединился и выскочил из машины с улыбкой на лице. Эдельштейн кивнул ему без всякой улыбки.

– Ну, давайте разбираться, – произнес он, первым проходя в дверь и даже не останавливаясь, чтобы посмотреть, следует ли за ним Юсеф.

«Через неделю в это же время, – думал Юсеф. – Через неделю в это же время, сукин ты сын».

Кэрол внимательно разглядывала Томаса Денби. Преждевременно поседевшие волосы, одинокая прядь свешивается над бровью.