Странная.

А тогда…

Аэлена впервые словно сбросила с себя какую‑то вуаль, через которую смотрела на мир. И на площади, перед всеми, растирала их по земле. Клеймила Финара матереубийцей, а ее, Льяну…

Вот что было самым мерзким.

Она словно не замечала Льяну. Вычеркнула ее из жизни и смотрела сквозь. Как бы не оскорбляла ее Льяна, реакции не было. Только под конец девчонка скривила губы. Когда их уже уводили с площади, под конвоем стражи, словно преступников…

— Льяна…

— Что!? Что тебе еще надо, тварь!?

— Когда‑нибудь ты проклянешь свою подлость.

И — все.

Но Аэлена ошиблась тогда. Льяна проклинала, да. Только не подлость и не глупость. Не себя, нет. Аэлена просто не понимала, что для таких, как Льяна всегда виноват кто‑то другой.

Кто‑то оказался умнее, хитрее, подлее — вот и все. Виноват враг — и точка.

Аэлена.

Четырехликий, Льяна никогда и никого так не ненавидела, как эту девчонку!

Она засыпала и просыпалась с этой ненавистью, с ней растила детей и спала с мужем, и даже не поняла, как все рухнуло под этим грузом. Ведь нельзя жить и ненавидеть, совсем нельзя. Это как постоянно жить у действующего вулкана — не отравишься, так лавой зальет. Вот и отравило…

А кто в этом виноват?!

Тарма. И Аэлена.

С — суки…

Льяна смотрела в окно, когда его на миг заслонила темная тень. А потом шеи коснулась холодная сталь.

— крикнешь — умрешь.

Яна долго думала, как поступить лучше. А потом решила идти от истока. Вряд ли невестка знает — много. А ей надо точно.

У кого можно получить информацию? У Лидаса?

А расскажет ли он про сестру? Знает ли он вообще, что задумала Вериола? Глядя на его лицо, понимаешь, что такому секреты доверять не стоит. Да и… ну кто он?

Рядовой стражник, ни ума, ни фантазии. Чем он может помочь или подсказать?

С другой стороны — кому может написать Вериола? Да только родной матери. Если с кем‑то и делиться, то с ней, не с братом же! Но как получить эту информацию?

Вариант при котором Льяна по доброй воле расскажет, что они замышляют и признается (в ее невиновность Яна попросту не верила) был слишком неправдоподобным.

Предложить деньги? Ну, если то, что рассказывали про Льяну правда — она и деньги возьмет, и с три короба наврет. Это ни к чему не приведет.

Какие еще возможности?

Только одна. Силовое решение проблемы.

А потому Яна дождалась ночи — и полезла в окно. Благо, где лежит Льяна, она представляла по постоянным воплям. И окно у нее было открыто ради ночного воздуха.

Кинжал у Яны с собой был. Да, путь был, мягко говоря, противозаконным, но другого‑то дано не было! Вообще!

Ну и потом, это не нархи — ро. Всего лишь люди. Причем одни отнеслись к Яне хорошо, а других она не знала, но испытывала к ним сильную брезгливость. Те, кто предает родную кровь, даже плевка не заслуживают. Так было и будет. Всегда.

Кинжал коснулся шеи задремавшей Льяны. Та дернулась.

— К‑кто…

— Молчи. Будешь отвечать, как я скажу, тогда останешься жива. Поняла?

— Д — да.

— Заорешь — и я успею перехватить тебе глотку. Веришь?

Верила. И потела так, что Ааша морду в окно высунула — от запаха. Сама Яна чувствовала себя премерзко. Ведь живой же тоже человек… а она что делает?

А, не жалеть же ее теперь.