Пег сняла копии со статей, положила в папку и спрятала в шкафу под носками. Недавно она вернулась к идее шантажировать Джимми Спирса и поделилась с мужем:

– Пошлем ему письмо, напишем, что мы знаем кое‑что о его прошлом. Может, получится заработать и на живом Джимми.

Письмо они написали, но решили не отправлять.

– Если полиции удастся выяснить, что письмо от нас, а с Джимми действительно что‑то случится, то всю эту историю тут же раздуют, – предположил Рикки. – И тогда придут за нами, и посадят нас, а не Мура. – Однако он решил, что не стоит совсем исключать такую возможность – пусть это будет их запасной план.

В то утро, когда Рикки отправлялся на рыбалку, Пег стояла на пороге трейлера и наблюдала, как муж и Тим Покорни забираются в кабину. Она помахала им на прощание, Рикки улыбнулся и погрозил ей пальцем через открытое окно. Они уехали, а Пег стала внимательно изучать дверной косяк. После истории с тем парнем она еще долго замечала сухие коричневые пятнышки с внутренней стороны двери. Она отчищала их полотенцем и специальным средством из баллончика. Сегодня, сколько она ни вглядывалась, то опускаясь на колени, то снова вставая, не обнаружила ни единого следа.

У нее даже голова кружилась от счастья, что она осталась одна.

38

Смотровая Джоан была непохожа на пустые, продезинфицированные камеры ее коллег‑терапевтов, вынужденных считаться с тем, что многие их пациенты испытывают панический страх перед микробами. Дети, по мнению Джоан, скорее боятся докторов, чем распространителей болезней, поэтому в ее кабинете, ничуть не менее чистом, чем у коллег, были яркого цвета стены, украшенные пластиковыми (а значит, моющимися) изображениями героев диснеевских мультфильмов. Смотровая кушетка была застелена бумажной простынкой ярко‑фиолетового цвета с шариками и собачками других оттенков. Пол был весь в фиолетовый горошек.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Джоан. Она вошла, прижимая к груди кожаный портфель, и тут увидела Дэвиса. Он лежал на кушетке с собачками и читал статью в журнале, держа его над лицом левой рукой. Он вскочил, смял использованную простынку, сунул бумагу в мусорное ведро и оторвал от рулона кусок нужной длины.

– Да вот, хотел спросить, нельзя ли мне остаться? – спросил Дэвис, держа в руке бумажную простыню.

– На осмотр Джастина? – Джоан нахмурилась. Очевидно, она не одобряла эту идею. – Зачем? – спросила она, застилая кушетку.

– Хочу понаблюдать за ним. Я читаю отчеты его психолога. Похоже, он тяжело переживает развод родителей.

– Как и любой другой ребенок.

– Да, но такой мальчик переживает особенно остро.

– Какой «такой»? – спросила Джоан. Чувствовалось, что она злится.

– Ну, такой. Умный. Генетически предрасположенный… Да ты все понимаешь!

– Ну надо же! – воскликнула Джоан, недобро усмехнувшись. – Неужто Дэвис Мур после стольких лет начал беспокоиться о состоянии ребенка вместо того, чтобы сваливать ответственность на меня?

– Да ладно тебе, Джоан. Ты же знаешь, я беспокоюсь о Джастине.

– Возможно, – сказала она и, заметив приоткрытый ящик стола, закрыла его. – Но я впервые слышу, чтобы ты признал генетическую предрасположенность Джастина. Неужели у тебя наконец‑то появились сомнения в том, что ты поступил правильно?

– Нет. Все мы предрасположены к тому, чтобы совершать некрасивые, злые поступки. Я ведь не создавал той генетической материи, из которой он состоит.