У парней не было никакого оружия, по крайней мере на виду. Все же мы были на Бродвее, в центре Лос-Анджелеса. И хотя мы находились внутри бара, лишь пять кварталов отделяло нас от управления полиции. Парни явно не отличались умом, но не были же они совсем тупыми. Конечно, можно было поспорить, что пушки у них есть, так, на всякий случай.

Может, Пит тоже хранит обрез под прилавком, но я этого не знаю. Он вполне миролюбивый парень. Сейчас он стоял посреди бара, положив руки на стойку и с большим интересом рассматривая какую-то точку на потолке.

Что же касается меня, то у меня есть пушка. Чудесный служебный кольт 38-го калибра с двухдюймовым стволом, требующий усилия в целый фунт, чтобы нажать на спусковой крючок. Я тщательно ухаживаю за ним и провожу немало времени в полицейском тире. Можете мне поверить: я мгновенно выхватываю его и считаюсь метким стрелком. Но как раз сейчас моя пушка лежала в верхнем левом ящике красивого письменного стола красного дерева в моем офисе.

Плосколицый парень все еще пялился на меня, пробормотав последнее «чего?», поэтому я сказал:

— Разумеется, приятель. Однако вы быстро добрались сюда.

— Еще бы. — Он хихикнул без особого восторга. — Мы были недалеко.

— Очень быстро, — похвалил я его. — Мне это нравится. Вас послал капитан Сэмсон?

— Какой капитан?

— Сэмсон. Капитан из детективного отдела… Эй! — Я взглянул на него с преувеличенной подозрительностью. — Вы ведь копы, которых я вызвал?

Он вдруг почувствовал себя счастливым: ему предстояло провести самую ловкую игру за всю свою жизнь. Про этот подвиг он будет рассказывать потом лет двадцать.

— Копы? — весело проговорил он. — Конечно же мы копы.

Я продолжал подозрительно смотреть на него:

— Вы ведете себя как-то странно. Вы точно копы? У вас есть жетон? И пистолет?

Он было нахмурился, но тут же повеселел опять;

— А как же! Все копы носят пистолеты. — И он доказал это, отвернув полу однобортного штатского пиджака. — Повернув немного голову, он позвал: — Эй, сержант, покажи…

И тут, схватив его пистолет левой рукой, я врезал ему прямой правой. Он неуклюже заскользил по полу на своем заду, а его потускневшие глаза вытаращились на меня так, словно я был Иудой.

Потом он растянулся на полу во весь рост, перекатил голову с одной стороны на другую, потряс ею и сел. Парень у двери сунул было руку под пиджак, но запоздал с этим.

— Ну-ну! — проворчал я, и он замер, глядя на нацеленный в него пистолет в моей руке. — Вытащи только руки, — пригрозил я.

И тогда он медленно выпростал из-под пиджака пустые пальцы.

Парень на полу посмотрел в сторону двери и проревел:

— Достань его, Флем! Застрели сукина сына!

Не шевелясь, Флем медленно проговорил:

— Только не я, Датч. Ты считаешь меня кретином?

Датч сидел на полу и матерился, выплевывая такие слова, которых не следовало бы слышать девушке, сидевшей за моей спиной. Затем он поднялся и двинулся ко мне.

Я перевел пистолет на него. На ощупь он был тяжелым и прохладным: большой автоматический пистолет 45-го калибра с ручкой, украшенной — подумать только! — перламутром. Я сказал:

— Стой! А сейчас убирайтесь оба!

Я помахал пистолетом. Флем тут же скрылся за дверью, а Датч уставился на свой красивый пистолет в моей руке, отошел к двери и вдруг потребовал:

— Отдай мою пушку.

— Ты чокнутый?

— Отдай мою пушку! — повторил он жестким скрипучим голосом.