Не знаю, что со мной творится. Мне уже третью ночь снится один и тот же ужасный сон. Он такой удивительно яркий и подробный – никогда раньше не видела таких снов. Во сне я иду в ванную и снимаю бельевую веревку. Веревка не отвязывается, и я беру папин бритвенный станок, разбираю его и отрезаю лезвием узел. Я отчетливо вижу это лезвие в своей руке, визу засохшие кусочки мыльной пены и короткие обрезки волос, вижу, как медленно и неохотно режется заскорузлый узел – волокно за волокном, и остается такой разлохмаченный конец веревки… Потом я иду в кладовку – дверь в нее в моей комнате, и, пододвинув сундук к стене, влезаю на него. Потом привязываю веревку к крюку – на нем никогда ничего не висело, потому, что он под самым потолком. Папа как-то раз пытался его выдернуть, но крюк вмурован глубоко в стену. Похоже, он там с самой постройки дома. Я во сне каждый раз думаю про этот крюк, про то, какой он старый и крепкий, но никак не могу подумать о том, что я делаю. Я завязываю на веревке скользящую петлю и продеваю в нее голову. Где-то внутри меня трясет от ужаса, но во сне я точно знаю, что так надо. Просто надо – непонятно почему. Поэтому, когда петля на моей шее, я испытываю какое-то неприятное облегчение – как будто я выполнила сложное задание по математике. Чтобы продеть голову в петлю мне приходится вставать на цыпочки – веревка короткая. Я все это вижу совершенно отчетливо, как будто это не сон, а страшное кино, которое почему-то снимают про меня. Потом я прыгаю с сундука и просыпаюсь. Просыпаюсь в ужасе, вся в поту, и даже горло слегка побаливает. Что со мной творится? Я же не сошла с ума? Говорят, что когда сходишь с ума, тебе кажется, что все нормально… Но я же чувствую, что ненормально! Мне страшно! Я стала бояться заходить в кладовку. А когда приходится зайти, опускаю голову, чтобы не смотреть на этот ужасный крюк. Но мне все время хочется на него посмотреть!! И одновременно я боюсь…

Сегодня опять была в мансарде у учителя рисования. Рисовала засушенный букет полевых цветов. Учитель говорит, что у меня получается все лучше и лучше. Может быть, у меня все-таки есть талант? Ведь говорят, что талант – это 90% труда, а я так стараюсь! Учитель продолжает рисовать мой портрет, говорит, что скоро будет совсем готов. Он все-таки красивый. Или нет? Когда он рисует меня, у него становятся такие страшные глаза… Мне даже немного страшно.

Ерунда все это! Какие там «страшные глаза»… Разве могут быть глаза страшными? Просто там такое освещение в мансарде. Наверное.

Что со мной творится? Опять этот сон. Я уже боюсь ложиться спать. Вчера вечером выпила три чашки кофе, пока мама не видит. Решила, что не буду спать, а буду готовиться к контрольной. Сидела до полуночи, а потом, видимо, задремала над учебником.

Так вот, не знаю, даже, как это написать… Я проснулась в ванной! Я стояла босиком перед раковиной и разбирала папину бритву. Я не знаю, зачем я это делала! Удивительно, что я не порезалась. Может быть, я лунатик? Я читала про лунатиков, что они ходят во сне и делают всякие странные вещи. Но я же все-таки проснулась? Говорят, лунатики не просыпаются. Что со мной? Мне так страшно…

Я бы рассказала маме, но боюсь, что она отправит меня в дурдом. Она так верит в «современную медицину»! А как я потом появлюсь в классе? Меня же со свету сживут! Будут звать «Ленка из психушки», и это в лучшем случае…

Сегодня на перемене прибежал Васька и сказал, что умер Андрей Симонов из 8-го «б».