Хлесткий звук пощечины. Тут же – боль. Липкое, теплое из распоротой кольцом щеки…

Рэми еще не верил. Но его тело – на этот раз да.

Откатиться в сторону, уйти от пинка. Среагировать на свист. Увернуться. Не смотреть на торчащий из драпировки кинжал. И вновь отлететь к стене, когда бьет в грудь, оглушает волна магии.

– Я сказал, убирайся! – орет Миранис, осыпая Рэми ударами.

Отзываются болью ребра. Но боль уже не глушит – отрезвляет, и на помощь телу приходит разум. Встать. Забыть, что это принц. Ответить ударом на удар и… напасть…

***

– Уймись! – приказ принца подействовал мгновенно.

Тяжело дыша, Рэми замер, едва не скатился в волны беспамятства. Стены комнаты, только что плывшие перед глазами, вдруг остановились, воздух перестал быть невыносимо густым. Ударил по глазам утренний свет, и Рэми моргнул, смахнул с ресниц набежавшую слезу.

В кабинете царил разгром: на синем бархате темнели капли крови (слава богам, его, Рэми), были разбросаны по полу книги, разбито зеркало, а Рэми посреди этого разгрома, сидел верхом на Миранисе, лишив наследника даже шанса двинуться.

Полыхали жаром татуировки на запястьях, надрывно ныл лоб, и в лежащем рядом с шеей Мираниса осколке зеркала Рэми увидел отражение своего лица: залитого с левой стороны кровью, бледного, усыпанного капельками пота, с затухающей на лбу руной телохранителя…

«Хоть глаза больше синим не пылают и то хорошо. А что принц двинуться не может, так оно, наверное, и к лучшему», – мелькнула мысль, мелькнула и пропала, сорвалась со щеки вместе с тяжелой каплей крови, стекла по шее Мираниса глянцево красной дорожкой и впиталась в темный ковер.

Взгляд принца вновь вспыхнул синим, и в душе волной поднялась противная горечь. Миранис хочет ударить магией, опять?

Продолжать бороться?

Против кого?

Против Мираниса? Побратима? Друга, которому клялся в верности? Боги, что же это?

– Прости! – беспомощно прошептал Рэми, тяжело вставая.

Как же ребра болят то! Невыносимо! И шатает слабость…

Миранис не ответил: отер шею, размазывая кровь, посмотрел на свою ладонь, потом на пальцы, где окрасился красным алмаз на кольце и вдруг эхом повторил за Рэми:

– Прости. Сам не понимаю, что на меня нашло. Прости… И за то, что раньше было, прости… Боги, как ты со мной выдерживаешь то?

Рэми кивнул, не зная, что сказать.

– Собери! – показал принц на листки послания виссавийцев. – Спрячешь их в стол и можешь идти.

Рэми подчинился. Стянул со стола скатерть и даже не заметил, как повалилась на пол и разбилась чаша с персиками. Приложив мягкую ткань к раненой щеке, он вновь принялся собирать листки, почти не поверил, когда холодный клинок вошел ему в спину. И повернулся, раздирая мышцы.

– Рано радуешься, дружок, – догнал на грани тьмы тихий шепот.

Рэми обернулся, схватил Мира за воротник, заглянул в глаза, глубоко, и задохнулся от пылавшего там безумия…

"Боги, я дурак, но и ты не выиграешь!"

Пальцы послушно нащупали шнурок. Сомкнулись на тонкой нити, держали крепко, из последних сил. Не упустить! Не упустить, соскальзывая в темноту…

Последний звук в этом мире – звук рвущейся нити. Последний блеск – блеск луча, отразившийся от летящей к полу статуэтки. Прозрачные крылья богини любви на синем ковре. Хвала богам, успел! Теперь можно и в темноту.

– Опять ты, – горько смеется где то рядом Айдэ.

        Тишина и покой… изумрудная зелень, нежный аромат цветов, журчание ручьев, и ковер мягкой травы.