Чинец не сопротивлялся. Голова его моталась из стороны в сторону, а глаза были закрыты.

Наконец высокородный успокоился или же взял себя в руки.

— Что говорит авгур? — резко спросил он.

— «Камень рассыпается в песок, песок распадается в пыль, пыль, соединяется в камень», — не открывая глаз, тихо произнес Го.

— Что это означает?

Го приподнял веки, в глазах его сверкнули искры.

— Мы — ученые, наше дело — природа вещей, а не толкование знамений, — с достоинством ответил он.

— Так объясни мне, о ученый из ученых, — скривился в неприятной улыбке Стамак, а его холеные пальцы скрючились в опасной близости от горла чинца. Так объясни мне природу этих двойников!

— Это — необъяснимое явление природы.

— Вот ведь!.. — начал высокородный и долго не останавливался.

Заслушавшись, я даже забыл, где нахожусь и что со мной здесь могут сотворить. Царственный советник изъяснялся на шести или семи диалектах одновременно. Суровый наставник новобранцев Черной фаланги или пропитой завсегдатай портовых заведений изошли бы праведной завистью от немыслимых сочетаний и пронизывающих сравнений, изрыгаемых высокородными устами. Эх, добрый гоплит вышел бы из него!

Кто хорошо бранится, тот хорошо дерется, говаривал наставник Чобмал.

На крики советника в комнату вбежали стражники, но их тут же вынесло обратно. Стамак брызгал слюной и топал ногами, Го опять закрыл глаза, а я ждал, чем все это кончится.

Кончилось ничем.

Высокородный внезапно смолк, склонил голову набок, словно прислушивался к чему-то, а потом вытер пот со лба и утомленно сказал чинцу:

— Ну вот, мудрейший, настало время обратиться к тому, кто знает ответы на вопросы. Спешно и незамедлительно! Он ждет.

Поднялся с места и вышел. В комнате же появились двое стражников и встали по обе стороны от меня. Го некоторое время смотрел вслед ушедшему Стамаку и что-то шептал по-чински. Потом обернулся ко мне и после его слов меня пробрал озноб.

— Идем, Таркос, идем… Нас призывает Ментор.

Путь наверх занял немало времени, хотя мы воспользовались подъемником. Снова я оказался в клетке, правда, на сей раз большой и крепкой. Железные прутья под нашими ногами, поверх которых были наброшены циновки, подрагивали, трос скрипел, но где-то в глубинах палат машина паровая крутилась исправно, на шкивах блестело масло, клеть шла ровно. Сквозь редкую сетку колодца было видно, как мы одолеваем ярус за ярусом, но ничего, кроме пустых коридоров и стен, освещенных новыми светильниками, я не видел.

Потом мне открылись большие ярусы, полные жизни и движения. Я видел множество людей, носящихся по настилам, ряды писцов, нависших над уходящими далеко вглубь столами, огромные шкафы, набитые свитками, тележки, на которых развозили свитки, служителей в желтых тогах, читающих свитки с перьями в руках… Куда ни кинь взгляд — свитки, свитки!..

Заметив мое любопытство, Го пояснил, что в испачканных пальцах вот этих чернильных затворников и находится истинная власть и сила Высокого Дома, а не в холеных лапках расфуфыренных царедворцев. У сопровождающего нас стражника задергалась щека, но Го не обратил на него внимания.

— Здесь усердные исчислители миров корпят над цифрами, не зная дня и ночи, — продолжал Го. — Верные чины решают, какой данью обложить богатые миры, куда направить излишки товаров, откуда ждать купцов, где вмешаться для пресечения зла, а кому даровать послабления.

Он еще долго рассказывал мне о великом делопроизводстве, а я почему-то вспомнил, как в юные годы отец провел меня на фабрику звездных машин. Громко и звонко склепывались медные и стальные плиты, свистели волчки паровиков, шелестели над головами бесконечные ленты ременных передач, жужжали сверла и расточные круги, а на больших помостах люди, как муравьи, облепили остовы звездных машин, которые медленно и торжественно обрастали металлической плотью.