- Прости.

- Хотя бы скажи, куда ты собираешься!

- Не знаю, - сжимаю в пальцах холодный металл, - куда-нибудь.

- Родди, стой!

Но я уже бегу по лестнице. Парень выкрикивает мое имя, но мне наплевать.

Неожиданно я понимаю отца. Он ушел, чтобы мы с мамой не пострадали. Что теперь мне чувствовать? Я должна винить себя за то, что ненавидела его всю жизнь? Или же мне стоит позабыть обо всем, и просто принять новую правду: правду, в которой Колдер – не предатель, а герой? Бред. Как же все могло так круто измениться? Неужели я ошибалась? Неужели у меня был нормальный отец? Вот только нормальной дочери у него не было.

Я сажусь в старый джип Саймона, хлопаю дверью и сжимаю пальцами руль. Упрямо игнорирую дрожь внутри. Мне не страшно, и я знаю, что делать. Я должна прямо сейчас завести двигатель, нажать на газ и уехать. Куда? Как можно дальше.

Только где это «как можно дальше» находится? Есть ли такое место? Я могу вдавить педаль до упора и нестись вперед столько, сколько вытянет развалюха Саймона. Но спасет ли меня это? Сбегают в никуда лишь идиоты. Мне нужно укрытие, которого у меня нет.

Неожиданно я вспоминаю лицо Колдера. Он смотрел на меня сквозь экран и говорил о том, что хладнокровие – залог спасения. Но как заставить пульс утихомирить пыл? Такое чувство, будто мое тело горит. Не думаю, что это ужас. Я просто не в себе от злости и от странной безысходности. Я бегу, но от чего? И зачем?

Ловлю свой взгляд в зеркале и внезапновспоминаю, как когда-то испытывала нечто подобное. Детские воспоминания – лишь фантазии, обрисованные реальностью. Говорить, что они правдивы, значит обманываться.

Всем известно, что дом, где я родилась, сгорел из-за испорченной проводки. Мне же всегда казалось, что его поглотил дым, сотканный ночными чудовищами, клокочущими в моих кошмарах. Но теперь я смотрю в свое отражение и думаю: а вдруг его подожгли те люди, что сейчас пытаются убить меня; что убили моего отца? Мутные отрывки из моего прошлого воспроизводят лишь куски ощущений: ужас, панику, дикую усталость. В руках меня несли вглубь леса, однако через плечо я видела, как горит мой дом, и не плакала, но тряслась от страха. Теперь эти воспоминания кажутся выдумкой. Кто меня спас? Кого он оставил в горящих коридорах? Неважно. Главное, сейчас я чувствую то же самое.

- Ох черт, - складываю голову на руль и распахиваю глаза. Те обои, что были за спиной Колдера на видео, показались мне знакомыми не просто так. Я знаю их. Я видела их почти каждый день, когда была совсем маленькой. – Не может быть.

Моего отца убили в его старом доме. Дом, который сгорел, дом, в котором погибли его родной брат и его жена – теперь унес и его жизнь.

Я выпрямляюсь и ошеломленно застываю, прокручивая в голове картинки из видео. Ох, черт, как же я раньше не догадалась, откуда мне знакомы эти обои, книжный шкаф и люстра? Она еще была покрыта странной бронзовой краской, которая во время пожара отражала языки пламени в их истинном цвете. Я думала сгорело все. Даже подвал. А мама не пускает меня туда оттого, что боится: конструкция едва ли стоит, если дом и вовсе еще не сравнялся с землей. Теперь я знаю, что есть уцелевшие комнаты. Возможно, Колдер не один день провел там, скрываясь от близнецов. Теперь я знаю, куда должна ехать.

Прокручиваю ключи, нажимаю на газ и дергаюсь, когда машина срывается с места. Я до крови прокусываю нижнюю губу. Ран и так на мне достаточно, но адреналин не дает взять себя в руки. Я еду, как сумасшедшая, обгоняя по двойной сплошной, не тормозя на светофорах. Мне вслед кричат незнакомцы, а я не обращаю внимания. И не потому, что не хочу. А потому что не могу не смотреть вперед, не могу не выжимать газ.

Мне было четыре, когда случился пожар. Через месяц ушел отец. Всегда я думала, что он бросил нас подыхать в нищете, и что ему нет никакого дела до того, что он в одно мгновение разрушил все то, что строилось на протяжении многих лет.