– А при каких обстоятельствах?

– Всегда одни и те же.

– И вы не знаете, кем он был?

– Лет пять назад я все же покопался в архивах на предмет истории «Андромеды». Причем вне связи с моим привидением. Клиенты поднимаются на борт и начинают расспрашивать, а мое знание ее прошлого было, к сожалению, весьма шатким. Эта шхуна – поистине почтенная морская старушка, мистер Станнард. – Кэп взял бренди, отпил глоток, после чего пополнил оба наших бокала и вновь достал свой кисет. – У нее живописная история.

Мне доводилось встречать людей, которых хлебом не корми, а дай рассказать какую‑нибудь байку. К таким, в частности – и в первую очередь, – относился мой отец. Эти болтуны упивались звуками собственного голоса и зачарованностью аудитории. Однако Штрауб был человеком иного склада. Сидя за столом в его каюте на судне, окутанном туманом, я чувствовал, что он излагает эту историю не потому, что хочет, а потому, что обязан.

– Я выяснил, что «Андромеда» поступила в распоряжение военных после одного из колоссальных и катастрофических наступлений союзников на последних этапах Первой мировой. В то время ее портом приписки числился Уитстейбл на восточном побережье графства Кент в Англии.

– Знаю я это место.

– Шхуна шла в Кале. Мчалась полным ходом. Однако усилия оказались тщетными. Раненые, которых она приняла на борт в Кале, попали под газовую атаку. Никто из них не мог свободно дышать. Бедолаги страшно мучились. – Он раскурил папиросу и махнул рукой в сторону иллюминатора. – На обратном пути спустился туман. Густой, непроницаемый, прямо как сегодня. Наверное, из‑за этого тумана дышать стало еще труднее. Никто из солдатиков не выжил.

Я кивнул.

– А откуда вы узнали, что я спрошу вас про привидения?

Капитан Штрауб допил бокал бренди. Час был уже поздний. Мы вдвоем почти прикончили целую бутылку. Не думаю, что в жизни я был более трезвым, чем в тот вечер.

– Потому что видел его прошлой ночью. Впервые за последние два года И… и мне кажется, он пытался заговорить со мной.

Я не знал, что и сказать. А что я мог сказать?

– Мистер Станнард, вам знакома жестокая и прекрасная поэма про газовую атаку? Я имею в виду произведение вашего соотечественника одного из величайших военных поэтов всех времен и народов.

– Мы все читали Уилфреда Оуэна в школе.

– Стало быть, знаете. И помните ту строчку, где речь идет про пену в сожженных легких. Так вот, вчера, пока я лежал в темноте на этой койке, мое привидение пыталось заговорить со мной с помощью этих самых хрипящих, сожженных легких. Не приведи Господь услышать вновь этот звук.

– А почему такая перемена?

Штрауб выпустил дым, усмехнулся и выставил перст.

– Из‑за вас, мистер Станнард. Я думал‑думал, ломал себе голову, но только вы подходите под объяснение. Ну, не из‑за наших же птицелюбов на Бальтруме в самом деле!

– Согласен.

– Похоже, мое привидение хотело о чем‑то предостеречь. И знаете что? Мне кажется, это предостережение адресовано именно вам.

Я ничего не сказал. Теперь‑то было понятно, почему он с такой рассудительной настойчивостью пил во время нашего ужина и далее. Голландец наконец выковал в себе достаточно храбрости и, видимо, полагал, что она ему понадобится, если нынешней ночью его поднимет из кровати потусторонний визитер. Впрочем, когда мы вышли на палубу размять ноги, его походка оказалась твердой, а сам Штрауб выглядел бодрым и внимательным ко всем деталям и аспектам стоящего на якоре судна, которым он командовал.

Капитан не сказал мне, вернулось ли его привидение.