– Совсем‑совсем?

– Ни при моей жизни, мадам. Или при жизни моего отца. И деда. Шутка природы.

Выражение его глаз ясно дало понять, что Дюваль отлично знал, что шутка эта была противоестественной.

Сузанна обернулась и уставилась на свекольную пирамиду, неподвижно высившуюся по центру амбара. Она попыталась вообразить себе вечер, полный песен и духа военного товарищества вокруг костра, в чьем пламени закипает кофейник или скворчит бекон на широкой сковороде. Но ничего не получилось, картинка отказывалась вставать перед глазами. Тогда Сузанна вновь посмотрела на ряд шинелей, висевших на стене. Пока что из всех находок в этом амбаре она обнаружила лишь мертвый покой и темноту, и коль скоро в этом месте ничего не гнило, то ничего и не жило. Осенью 1917 года здесь умер Дерри Конуэй. Познакомившись с мрачным, зловещим характером этого амбара, Сузанна была уверена, что Конуэю помогли уйти из жизни. Ее в который раз передернуло. Что за люди могли найти себе уют в таком месте?

– В доме есть кофе, – сказал Пьер Дюваль, заметив, что гостью пробила дрожь. Он махнул в сторону фермы. – А сюда вы зря пришли. Пойдемте.

Свой обшарпанный лендровер фермер оставил за тополями. Сузанне показалось странным, что она не услышала звук тарахтевшего мотора, потому как двигатель действительно затарахтел, когда Дюваль повернул ключ зажигания. Сначала раздалось глухое пыхтение, а потом, когда француз выжал педаль газа, выхлопная труба рявкнула и вся машина затряслась на рессорах. Впрочем, здесь и без того многое было слишком странным, чтобы беспокоиться о причудах распространения звука. Ружье Дюваль положил на заднее сиденье, и Сузанна была благодарна ему за компанию и предложение подбросить к ферме.

Они выехали за пределы поля, направляясь к зданию, которое раньше пряталось за другими хозяйственными постройками. Машина остановилась. Перед Сузанной стояло вполне современное жилище, выполненное из бревен и, судя по всему, с таким расчетом, чтобы оно сливалось с фоном земли и окружавшей растительностью. Этот дом можно было скорее назвать скандинавским, нежели типично французским. Теперь стало понятно, почему он выпал из поля зрения во время просмотра аэрофотоснимков: Сузанна искала в первую очередь старые здания и каменную кладку с просевшими черепичными кровлями. Здесь же крыша оказалась землистого цвета и была сложена из современных материалов. Оконные стекла были тонированы и не отражали внешнего света.

Впечатление, что фермерский бизнес Дюваля приносил ему приличный доход, еще больше усилилось, когда француз отворил дверь и пригласил внутрь. Похоже, он не жаловал беспорядок. Дом обставлен дорогой мебелью. Кухня сверкала полированной сталью и гранитом. На одной из стен гостиной висел крупноформатный плазменный экран. За каминной решеткой лежали дрова, хотя огонь не горел. На небольшом столе Сузанна увидела ноутбук, а в углу, под тремя полками с аккуратно расставленными компакт‑дисками, помещалась очень приличная стереосистема от «Банга и Олуфсена». С другой стороны, здесь явно обитал только один человек. Пьер Дюваль не делил свое существование с другими. Сузанна невольно улыбнулась при мысли, что ему, наверное, надоело жить в том убогом домишке с полами из линолеума и выцветшей эмалевой утварью, что стоял в нескольких сотнях метров поодаль.

Дюваль принял ее пальто, снял свой плащ и сказал, что повесит их просушиться. Затем жестом пригласил гостью присесть, пока сам он будет готовить кофе. Сузанна тщательно вытерла подошвы о половик у входа, но сейчас заметила, что за ней на деревянных половицах все же остались кое‑какие ошметки мокрой земли. Конечно, он тоже обратит на это внимание: во всем остальном жилище было образцом опрятности. А впрочем, будем питать надежду, что он не обидится. Сузанна осторожно пробралась мимо его многочисленных и дорогостоящих ковров на полу. У нее складывалось впечатление, что фермер пригласил к себе в дом не только для того, чтобы угостить чем‑то согревающим и подкрепляющим.