Секунды две или три — время текло медленно — человек справа, не веря своим глазам, смотрел в лицо умирающего. Потом осознание роковой ошибки и то-го, что смерть теперь стоит рядом, вывело его из состояния оцепенения. Он начал судорожно пытаться выдернуть нож, но товарищ в предсмертной железной хватке крепко-накрепко сковал ему правую руку. Он в отчаянии повернулся ко мне, махнув левой рукой вверх и в сторону, как бы пытаясь то ли ударить, то ли отгородиться от луча фонаря, который я теперь направил прямо в его узкие глаза. На мгновение он раскрылся. Мгновенья было достаточно. Лезвие моего ножа в длину — двенадцать дюймов. Но я не успокоился, пока кулак, сжимающий рукоятку, не уперся ему в ребра. Он кашлянул разок, сдавленно и конвульсивно, потом растянул свои тонкие губы в широком зловещем оскале, не разжимая стиснутых зубов. После этого лезвие ножа не выдержало, и в руке у меня осталась ручка с обломком стали длиной в дюйм, а эти двое, так и не расцепившись, качнулись вправо и рухнули на каменный пол пещеры.

Я осветил фонарем лица у себя под ногами, но это было излишней предосторожностью. Они не могли больше причинить мне вреда. Найдя сандалии, я подобрал упавший на пол нож и вышел, закрыв за собою дверь. Оказавшись снаружи, я всем своим весом навалился на стену туннеля спиной, опустив руки, и набрал полные легкие чистого, свежего воздуха. Я чувствовал себя неважно, но относил это на счет поврежденной руки и удушливой атмосферы в склепе. Тот краткий и жестокий эпизод, который случился за дверью, казалось, не произвел на меня никакого впечатления. Во всяком случае, я так думал, пока не почувствовал боль от напряжения мускулов щек и челюсти. Тогда же понял, что непроизвольно растянул губы и сжал зубы подобно смертельному оскалу того человека, которого только что прикончил. Потребовалось значительное волевое усилие, чтобы разжать зубы и расслабить лицевые мышцы.

Именно в этот момент я услышал пение. Все правильно. Слабый разум Бентолла наконец не выдержал. Шок от того, что я только что видел и совершил, привел в перенапряжение не только мышцы лица. Бентолл сбрендил, крыша поехала, начались галлюцинации. Что бы сказал полковник Рэйн, узнав, что у его верного слуги шарики за ролики закатились? Он, наверное, улыбнулся бы своей еле заметной улыбочкой и проскрипел пыльным голосом, что слышать пение в заброшенной шахте, даже если эта шахта находится под властью злодеев-самозванцев и охраняется головорезами-китайцами, еще не обязательный признак безумия. На что его верный слуга должен был бы ответить, что в принципе это верно. Но если вам слышится женский хор, поющий английский гимн, то тут ошибки быть не может, пора к психиатру.

А я слышал именно хор. Женский хор, поющий гимн. Причем не запись, потому что один голос слегка фальшивил, пытаясь подстроиться, но без особого успеха. Англичанки, поющие гимн. Я резко покрутил головой из стороны в сторону, но ничего не изменилось. Зажал ладонями уши, пение прекратилось. Разжал руки — снова возникли голоса. Если у вас в голове шумит, то зажимай уши или нет, шум не исчезнет. Может быть, то, что в этой шахте английские женщины,— безумие, только я не свихнулся, по крайней мере. Все еще в трансе, но очень осторожно, стараясь двигаться как можно тише, я пошел вдоль туннеля на разведку.

Звуки пения резко усилились, когда я повернул на девяносто градусов влево. В двадцати ярдах на левой стене туннеля мерцали отблески света.