— Но... но что все это значит? — голос Харгривса пропал, он нервно сцеплял и расцеплял пальцы.— Что они собираются... что они сделают с нашими женами?

— Дайте мне минутку,— устало ответил я.— Для меня обнаружить вас здесь — не меньший шок, чем для пас узнать, где ваши жены. Я считаю, что пока вы и ракетная установка находитесь в относительной безопасности, но про жен ваших ничего подобного сказать не могу. Нет смысла смягчать факты. Для наших противников главное собственная выгода, а человеческие чувства им неведомы. Если вы сделаете неверный шаг, можете никогда больше жен не увидеть. Дайте мне подумать, прошу вас.

Они нехотя разошлись по своим отсекам, чтобы завершить туалет. Я начал думать, но то, что пришло в голову сначала, было далеко от конструктивной мысли. Я думал об этой старой лисе — полковнике Рэйне, и мои мысли были далеки от обожания. Я полагал, что после двадцати пяти лет службы в разведке он уже не мог допустить, чтобы правая рука знала о том, что творит левая. Более того. Он исключительно точно просчитал характер Бентолла. Или то, что от него осталось.

Я не стал тратить время на вопрос, имеют ли к ним отношение объявления, которые печатались в «Телеграф». Очевидно, что это так, иначе быть не может. Имея в виду обстановку строгой секретности, в которой должна была проводиться работа над проектом, и руководствуясь соображениями безопасности, правительство просто нс могло себе позволить необъяснимое и одновременное исчезновение восьми лучших умов Британии. Люди для этой работы подбирались задолго до того, как появились объявления. Ими воспользовались как поводом для вывоза ученых за пределы страны без лишних вопросов и беспокойств. А раз они покидали Британию предположительно надолго, было важно, чтобы их сопровождали жены. Жестковато с женами обошлись, но ничего не поделаешь, так надо. Без жен обман нс пройдет. Собираясь переселяться за границу, даже самый рассеянный ученый не забудет прихватить жену.

Совершенно ясно, что раз это правительственный проект, Рэйну о нем все было известно с самого начала. Скорее всего, именно он и организовал все необходимое для прикрытия. Я подумал, как меня угораздило клюнуть на приманку старою полковника, и мысленно обругал ею за хитрость и двуличие.

Но Рэйну ничего другого не оставалось, потому что каким-то способом — а у него источников информации и связей не счесть — ему удалось выяснить или сильно заподозрить, что жены тех, кто отправился на остров Варду, пропали из Австралии. Он должен был прийти к заключению, что их, возможно, захватили в заложники. О причине он мог догадаться и пришел к такому же выводу, что и я недавно.

Но он ни за что бы не догадался, что они находятся на Варду. Ведь наверняка сам полковник Рэйн с ныне убитым Уизерспуном разработали план: использовать Варду как охраняемую зону якобы из-за археологических открытий. Были эти открытия реальными или мнимыми — не имело пи малейшего значения: старого Уизерспуна и его соратников так надежно прикрыли, что никто даже и не заподозрил бы каких-нибудь неожиданных фокусов в этой части острова. На Варду Рэйн ии за что не стал бы искать женщин. Он понятия не имел, где они могут быть.

Вот он и навешал мне лапшу на уши о том, что посылает меня на поиски пропавших ученых, а на самом деле рассчитывал, что Мари обнаружит пропавших жен. Она это сделает, по его разумению, когда сама разделит их участь. Надеяться он мог только на то, что Мари, или я, или мы вместе этого так не оставим. Но если бы он намекнул мне на то, что задумал заранее, я бы ни за что не согласился, и он это понимал. Он знал, как я отношусь к тому, чтобы бросить женщину на растерзание волкам. Не Мари была мне приложением в качестве местного колорита, а местный колорит — для нее.