Я заработал минутную отсрочку, за которую стакан опустел и снова был наполнен Андерсоном. Борьба за честь снабдить Мари одеждой была оживленной. Когда она, одарив меня усталой и благодарной улыбкой, скрылась в одном из отсеков, я рассказал им суть дела за две минуты, быстро, сжато, не выпустив ничего, кроме того, что я слышал женское пение в заброшенной шахте. Когда я закончил, один из ученых, высокий угрюмый старик с багровым лицом, похожий на мясника-пенсионера, а на самом деле, как я узнал позже, ведущий британский эксперт но инерциальным и инфракрасным волновым системам наведения, холодно посмотрел на меня и резко бросил:

— Фантастика, абсолютная фантастика. Опасность внезапной атаки. Ха! Я не верю ни единому слову.

— Что, по вашей теории, произошло с доктором Фейрфилдом? — спросил я.

— По моей теории? — рявкнул бывший мясник.— Никакой теории. Мы узнали от Уизерспуна. Фейрфилд посещал его регулярно, они были большими друзьями,— что они удили треваль с лодки...

— И он, не удержавшись, упал за борт, где был растерзан акулами, я правильно полагаю? Чем изощреннее ум, тем легче он клюет на всякую чепуху. Мне кажется, что ребенок в густом лесу куда менее беспомощен, чем ученый вне стен своей лаборатории.— Дейлу Карнеги это наверняка бы не поправилось.— Я готов доказать свои слова, джентльмены, но ценой неприятных для вас новостей. Ваших жен держат под стражей на той стороне острова.

Они посмотрели на меня, потом друг на друга и снова на меня.

— Вы спятили, Бентолл? — Харгривс буравил меня глазами сквозь очки, угрожающе поджав губы.

— Было бы лучше, если так. Несомненно, вы, джентльмены, считаете, что жены ваши все еще в Сиднее, Мельбурне или где-то там далеко. Несомненно, вы им регулярно пишете. И отвечают они вам тоже часто, наверняка. У многих из вас сохранились их письма, хотя бы часть из них. Или я не прав, джентльмены?

Никто не сказал, что я не прав.

— Итак, если ваши жены пишут вам из разных мест, то следует ожидать, по закону о среднем значении, что большинство из них пользуется разной бумагой, разными ручками, чернилами. Да и марки на конвертах не должны быть одинаковыми. Как ученые, вы должны с уважением относиться к закону о среднем значении. Предлагаю нам сравнить ваши письма и конверты. Никто не собирается читать личную корреспонденцию, просто визуально сравним письма на предмет различия и сходства. Вы согласны участвовать? Или,— я взглянул на краснолицего,— боитесь узнать правду?

Спустя пять минут краска с лица краснолицего сошла, и он знал правду. Из семи представленных конвертов три были одного образца, два — другого и еще два — третьего. Достаточно, чтобы приходящие письма не выглядели слишком подозрительно одинаковыми. Марки на конвертах, все удивительно яркие и четкие, чтобы никто не заподозрил фальшивку, были одного цвета. Только две ручки — шариковая и самописка — использовались во всех семи случаях. И последний, неопровержимый аргумент: все письма, кроме одного, были написаны на совершенно одинаковых листках из блокнота. Здесь они особенно не волновались. Пожилые ученые обычно не показывают письма друг другу.

Когда я закончил и вернул письма владельцам, они обменялись красноречивыми взглядами. Растерянность в них перемежалась со страхом. Теперь они мне верили.

— Я заметил, что в последних письмах у моей жены какой-то странный тон появился,— медленно произнес Харгривс.— Обычно она шутила, все время подтрунивала над учеными, а теперь...

— Я тоже обратил на это внимание,— прошептал кто-то еще.— Но решил, что это связано...

— Это можно связать с принуждением,— безжалостно заметил я.— Когда к виску приставят пистолет, острить нелегко. Я не берусь гадать, как эти письма попадали в привозимую вам почту, но для такого блестящего ума, как у человека, который убил Уизерспуна, было сущие пустяки.