Филипп с такой силой оттолкнул тяжелое резное кресло, что оно повалилось на пол.

– Ты схватишь его! – объявил он. – И мне все равно, каким образом. Ты схватишь Аштона, и, клянусь костями Христовыми, когда его растянут на дыбе, я сам буду вращать колесо!

– Сир, я послал людей на оксфордскую дорогу. На всякий случай патрули разъезжают по всем большим дорогам, ведущим от Олдгейта. У него не больше чем два часа форы. Он не уйдет от нас.

Филипп подошел к книжному шкафу, у которого стоял Ренар, и приблизил лицо к лицу посла.

– Если цените свою голову, Ренар, позаботьтесь, чтобы он не ускользнул.

Капельки королевской слюны забрызгали щеку Ренара, но он не смел вытереться, чтобы не разгневать его величество.

Напряженную тишину разбил голос Руя Гомеса:

– Аштон находится там, где женщина. Отыскав одного, найдем другую.

Ренар боком отошел от книжного шкафа.

– Я также послал людей во все большие порты, – сообщил он. – Они не смогут выбраться из страны морем. Ни женщина, ни ее брат, ни Аштон.

– Не забудь подопечную Аштона. Она тоже исчезла. Разумно предположить, что она с ними.

– Путь четверых легче проследить, чем следы одного или даже двоих, – резонно заявил Гомес. – Кроме того, экипаж будет сильно их задерживать, а ради женщин им придется останавливаться на ночь. Вот в гостинице мы их и захватим. К рассвету все будет кончено.

Филипп ответил ему угрюмым взглядом и почти вылетел из зала. Ренар наконец получил возможность вытереть слюну.

– Как это мы упустили их, Гомес? И что мы упустили? Мы ничего не подозревали, – почти умоляющим тоном бормотал он, вскидывая руки в жесте недоумения и отчаяния. – Мои шпионы все проверили и ничего не обнаружили. Аштон – друг Мендосы, его рекомендации безупречны. Он любит Испанию, он благочестивый католик, и его заветное желание – видеть, как Англия обращается к прежней религии.

– Это он так говорил, – подчеркнул Гомес. – Не знаю каким именно образом ему удалось провести нас, Ренар, но король не скоро это забудет.

– Невозможно, чтобы мы ошиблись! Он скорее всего погнался за женщиной, чтобы вернуть ее обратно.

Гомес с нескрываемой жалостью посмотрел на него. Этот надменный, безжалостный дипломат перед лицом немыслимого превратился в жалкую тень своего прежнего «я».

– Вы знаете, что это не так, Ренар. Мы не знаем, кто он на самом деле, но можете быть уверены: Аштон – не друг Филиппа и Испании.

Ренар медленно кивнул, пряча глаза. Служивший всю жизнь императору Священной Римской империи, его семье И религии, он совершил ужасную ошибку, которая уничтожит карьеру, затмит многочисленные успехи и навсегда поставит на нем клеймо неудачника.

Лайонел нещадно подгонял коня, Робин не отставал, и к полудню бока животных потемнели от пота, а воздух со свистом вырывался из натруженных легких. Первые четыре часа Пиппа вынесла легко, но на подушке было ехать тяжелее, чем в седле, и она никак не могла приспособиться к аллюру коня.

Но она не жаловалась. Только припала к спине Лайонела, стараясь думать лишь об одном подарке судьбы: несмотря на тряску, ее не тошнило.

Лайонел мрачно молчал, ощущая вес ее бессильного тела и понимая, как, должно быть, измучена несчастная. Но ей придется терпеть, пока они не будут вынуждены остановиться, чтобы сменить коней.

Робин находился рядом с Лайонелом, если не считать тех моментов, когда дорога резко сужалась. Тогда он сохранял дистанцию в несколько футов.