— Даже не знаю, может мне с главой все же поговорить…

— Поговорить? — в карих глазах докторши явственно зажглись темные огоньки, — а ведь это мысль. Сиди с ребенком, ты ему сейчас нужнее я сама с этим хрычом «поговорю»! А то прибьешь еще… — губы растянулись в стороны, обнажая кончики клыков в довольной улыбке.

Размытая фигурка, из-за распушившейся шерсти, как то разом оказалась в створе двери, но там замерла, видно что-то вспомнив.

— Ты его до моего возвращения покорми по плотнее, только сильно этого симулянта не жалей. Во-первых, не все так страшно, а во-вторых, я его в обезболивающем считай что выкупала.

И исчезла, оставив после себя только удаляющийся цокот коготков по полу.

Вернулась она через две сотни микроциклов, когда Зяблик уже давно вовсю дрых как ни в чем небывало.

— Как поговорили… — Дернулся было навстречу Хранитель, да так и замер.

Ну, если это называется «поговорить» то как тогда здесь ругаются? Выглядела Стрелка (имя легко удалось выяснить за время ее отсутствия, а профессию и так угадала — заведующая карантинным блоком) еще похлеще Зяблика, но смотрела куда как жизнерадостней.

Больше всего бросались в глаза четыре полосы от лба к подбородку, одна из которых четка прошла через кончик носа, а две других поделили верхнюю губу на три части. А еще — половинка, оставшаяся от левого уха. Из правого, впрочем, был выдран приличный треугольный клок. Ну а все остальное выглядело несколько полосатенько — из-за многочисленных мест, где вместо шерсти красовались полоски медицинского клея.

— Отлично поговорили! Я под конец даже признала собственную неправоту, — попытка улыбнутся и не потревожить склеенную на живую нитку губу, выглядела несколько вымучено, но глаза сверкали задором — надо беречь мужское самолюбие, да и мне совсем ни к чему вешать себе на шею хомут в виде целого клана.

— А как тебе…

— Ну, нос — это было больно. Да и ухо жалко, теперь пока отрастет… Зато «бессменный наш» находится в нужном расположении духа. А маленького я у тебя, извини, на ночь к себе заберу, и так его приволокла сюда из медицинской части ради душевного спокойствия… всеобщего, пожалуй.

Как-то ухитрившись переложить объект обсуждения, не разбудив при этом, в корзинку Стрелка утащила ее с собой, бросив напоследок:

— Завтра он отправится в ясли прямо от меня, но я забегу — расскажу что и как, так что ты не переживай, все будет хорошо. Иначе — я дура набитая и без уха осталась поделом.

Утром Стрелка действительно забежала и рассказала, ухохатываясь, как два незаслуженно обиженных страдальца — старый да малый — всю ночь друг другу жаловались на несправедливость мироустройства, пытаясь хоть как-то устроиться поудобнее. Благо оказались они совместными стараниями на соседних койках в медотсеке. А с самого утра парочка отправилась в ясли, хоть и не выспавшимися, но что называется «не разлей вода».

Посмотрим, конечно, насколько хватит такого благолепия, но, по крайней мере, «медицина обнадеживает».

Довольная мордашка принесенного вечером Стрелкой сорванца и его бурное желание поделится впечатлениями «как сегодня было интересно», это подтверждали.

Дальше стало полегче, хотя в состоянии «шерсть клочьями» Зяблик прибывал домой еще не раз, но это были уже «рабочие моменты» по ходу встраивания в иерархию уже принявшей его стаи.

Хранитель между тем зарылся в литературу по педагогике. И был немало ошарашен достижениями, которые позволили в свое время из не признающего никакой власти над собой хищника сделать вполне социализированное существо.