Что он ощутил, когда остроконечные осколки вонзились ему в мягкую плоть глотки? И зачем он так поспешно вонзил свои зубы в тот проклятый кусок оленины?
Грозу передёрнуло. Она даже представить себе не могла, до чего это было больно!
– Дротик! Я не верю, что ты причастен ко всему этому, – голос Хромого был твёрд, даже несмотря на мучившую его жгучую боль. – Я хочу, чтобы ты это понимал. Я убеждён… ты бы никогда…
– Спасибо, – Дротик поднялся на лапы, слегка наклонив вперёд уши. – Хромой, пожалуйста, постарайся поменьше говорить. Я не хочу, чтобы ты разбередил свои раны.
– Да уж, постараюсь, – Хромой криво усмехнулся в знак согласия. – Просто я хотел высказать тебе своё мнение.
Придвинувшись к раненому псу, Дротик аккуратно лизнул его:
– Я ценю это гораздо больше, чем могу выразить словами! Правда, я очень тебе благодарен!
Гроза почувствовала, как на неё накатывает облегчение. Хромой понимал, что Дротик не виноват! Он не считал его плохим псом!
Увы, этого было недостаточно. Нужно было убедить в невиновности Дротика и всех остальных собак.
«Кто же это сделал? Неужели собака из Стаи? Да это просто немыслимо!» – содрогнулась Гроза, покосившись на запятнанную кровью морду Третьего Пса Стаи.
– Не волнуйся за нас, Хромой! Сейчас тебе необходимо хорошенько отдохнуть.
– Пожалуй, – согласился пёс и, медленно развернувшись, вышел из логова. – Спокойной ночи, молодёжь!
Дрожа от напряжения, Свирепые собаки проводили его взглядами.
– Бедный Хромой, – облизнув губы, пробормотала Гроза.
– Трудно поверить, да? – вздохнул Дротик. Но, похоже, визит Хромого его утешил. На этот раз, свернувшись клубочком на своей подстилке из мха и листьев, он моментально уснул. Уши Грозы уловили его слабое похрапывание. Она опять прильнула к другу и вскоре почувствовала, что стук его сердца начинает усыплять и её.
«Я всё ещё нуждаюсь во сне… Я так долго старалась бодрствовать, страшась коварной, лютой тьмы внутри себя… Я была слишком запугана сидящей во мне Свирепой собакой, чтобы разрешать себе спать… Я так боялась, что стану снова блуждать во сне и, сама того не сознавая и не желая, причиню вред собратьям по Стае… Я так долго думала, что могла убить Шёпота… Но теперь-то я знаю наверняка – моей вины в его смерти нет. Как нет её и во всех остальных злодеяниях. Не я – плохая собака в этой Стае! Теперь я в этом уверена…»
Должно быть, Гроза погрузилась в очень глубокий сон, потому что пробудилась она от судорожных подёргиваний в мышцах.
Её собратья по Стае спали поблизости; она слышала их глубокое дыхание, тихий храп, редкое поскуливание или слабое повизгивание. В воздухе пахло тёплыми телами и сухими шкурами, травой и мхом. Чья-то лапа почесала за ухом, а потом безвольно упала вниз. И, если не считать привычных звуков ночи, всё было спокойно.
Или не всё?
Навострив уши, Гроза прислушалась к негромким голосам. Похоже, в дальнем конце лагеря беседовали какие-то собаки. Их было не меньше трёх.
«Это голос Бруно…»
Гроза мгновенно насторожилась. Бруно не был ночным патрульным. Тогда почему он бодрствовал и разговаривал с кем-то низким рыком? Подкравшись к выходу из логова, Гроза осмотрелась по сторонам и скользнула в ближайшие заросли, подбираясь поближе к собакам.
– Значит, мы договорились?
Заговорщиков было пятеро: Бруно, охотница Кусака, худая бело-коричневая Стрела, выступившая против Дротика, маленькая чёрная Шкирка, неожиданно обретшая дар речи, чтобы покритиковать Свирепых собак, и высокий растрёпа Лесник. Они стояли, тесно сомкнув головы, но ночь была тихая, и Гроза, поводя ушами и напрягая слух, отлично различала их слова. |