Изменить размер шрифта - +
  По  всей видимости,  именно
подпольщики снабдили его деньгами и  машиной, а  главное,  бензином. Бензина
Кану  всегда  хватало,  хотя в  то время  он был чрезвычайно дефицитен.  Кан
развозил   листовки  и   первые  подпольные  газеты  -  двухполосные  листки
небольшого  формата. Мне был известен такой случай: однажды немецкий патруль
остановил Кана, чтобы обыскать его машину,  которая как  на грех была набита
нелегальной литературой.  Но Кан  поднял  такой скандал,  что  немцы  спешно
ретировались: можно было  подумать, что они схватили за хвост гадюку. Однако
на этом Кан не  успокоился: он погнался за  солдатами и пожаловался на них в
ближайшей   комендатуре,  предварительно  избавившись,  правда,  от  опасной
литературы.  Кан добился  того,  что немецкий офицер извинился перед  ним за
бестолковость  своих  подчиненных. Утихомирившись, Кан  покинул комендатуру,
попрощался,  как  положено  фалангисту, и  в  ответ  услышал  бодрое  "Хайль
Гитлер!" А немного погодя он обнаружил, что  в машине у него все  еще  лежат
две пачки листовок.
     Иногда у Кана появлялись незаполненные испанские паспорта. Благодаря им
он  спас жизнь  многим эмигрантам:  они смогли перейти границу и  скрыться в
Пиренеях. Это  были люди, которых разыскивало гестапо. Кану удавалось долгое
время  прятать своих  подопечных  во французских монастырях,  а  потом,  при
первой возможности, эвакуировать.  Я сам знаю  два  случая, когда Кан  сумел
предотвратить насильственное возвращение  эмигрантов  в  Германию.  В первом
случае он внушил  немецкому фельдфебелю, что Испания особо  заинтересована в
данном  лице: этот человек-де  свободно владеет языками, и поэтому его хотят
использовать в качестве испанского резидента в Англии. Во втором случае  Кан
действовал  с  помощью коньяка и  рома, а  потом  стал угрожать охране,  что
донесет на нее, обвинив во взяточничестве.
     Когда Кан исчез с горизонта, в среде эмигрантов  распространились самые
мрачные слухи,  все каркали наперебой. Ведь каждый эмигрант понимал, что эта
война  в  одиночку может кончиться  для Кана только гибелью. День ото дня он
становился  все бесстрашней и бесстрашней. Казалось, он бросал вызов судьбе.
А потом вдруг наступила тишина. Я считал, что нацисты уже  давно забили Кана
насмерть в концлагере или подвесили его на крюке - подобно тому, как мясники
подвешивают освежеванные туши, -  пока не услышал от Лахмана,  что Кану тоже
удалось бежать.
     Я  нашел его в  магазине,  где по радио транслировали  речь  президента
Рузвельта.  Сквозь раскрытые двери  на  улицу  доносился  оглушительный шум.
Перед витриной столпились люди и слушали речь.
     Я  попытался заговорить  с  Каном. Это  было невозможно  - пришлось  бы
перекричать  радио.  Мы могли  объясняться только  знаками. Он с  сожалением
пожал плечами,  указал пальцем на репродуктор и на народ за стеклами витрины
и улыбнулся. Я  понял: для Кана было важно, чтобы люди слушали Рузвельта, да
и  сам  он не желал пропускать из-за меня эту речь.
Быстрый переход