Изменить размер шрифта - +

     Кан все еще не сводил с меня глаз.
     - Мой народ, - начал он, но тут же прервал сам себя: - Я тоже, кажется,
горожу чушь. Пошли! Давайте разопьем бутылочку!
     Пить я не хотел, но и отказаться не мог. Кан вел себя вполне спокойно и
уравновешенно. Однако так же  спокойно  держался в Париже Иозеф Бер, когда я
не согласился пить с ним ночь напролет из-за безмерной усталости. А наутро я
обнаружил, что он повесился в своем нищенском номере.
     Люди, не имевшие корней, были  чрезвычайно нестойки - в их жизни случай
играл  решающую роль. Если бы  в тот вечер  в Бразилии, когда Стефан Цвейг и
его  жена покончили  жизнь  самоубийством, они могли  бы излить  кому-нибудь
душу, хоты бы по телефону,  несчастья, возможно,  не произошло бы.  Но Цвейг
оказался на  чужбине среди чужих людей. И совершил вдобавок роковую ошибку -
написал  воспоминания;  а  ему  надо  было  бежать  от  них,  как  от  чумы.
Воспоминания захлестнули его. Потому-то  и я так страшился воспоминаний. Да,
я знал, что должен  действовать, хотел действовать. И сознание это давило на
меня, как тяжелый камень. Но прежде надо, чтобы  кончилась война  и чтобы  я
мог снова поселиться в Европе.
     Я  вернулся в  гостиницу,  и она показалась  мне еще более  унылой, чем
прежде. Усевшись в старомодном  холле,  я решил  ждать  Меликова. Вокруг как
будто никого не  было, но внезапно я  услышал всхлипыванья.  В  углу,  возле
кадки с пальмой, сидела женщина. Я с трудом разглядел Наташу Петрову.
     Наверное, она  тоже ждала Меликова. Ее плач действовал мне  на нервы. К
тому же  у меня и так была тяжелая голова после выпивки. Помедлив секунду, я
подошел к ней.
     - Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
     Она не ответила.
     - Что-нибудь случилось? - спросил я.
     Наташа покачала головой:
     - Что, собственно, должно случиться?
     - Но вы ведь плачете.
     - Что, собственно, должно случиться?
     Я долго смотрел на нее.
     - Есть же причина. Иначе вы не плакали бы.
     - Вы уверены? - спросила она вдруг сердито.
     Я бы с удовольствием ушел, но в голове у меня был полный сумбур.
     - Обычно причина все же существует, - сказал я после краткой паузы.
     - Неужели? Разве нельзя плакать без причины?
     Неужели все имеет свои причины?
     Я бы не удивился, если бы Наташа заявила, что  только тупые немцы имеют
на все причину. Пожалуй, даже ждал этих слов.
     - С вами так не случается? - спросила она вместо этого.
     - Я могу себе это представить.
     - С вами так не случается?  -  повторила она. Можно было объяснить  ей,
что  у меня,  к сожалению,  всегда оказывалось достаточно причин  для  слез.
Представление  о том,  что  можно  плакать без  всякой причины  - просто  от
мировой скорби или  от сердечной  тоски, -  могло возникнуть лишь в  другом,
более счастливом столетии.
     - Мне было не до слез.
Быстрый переход