Кан все еще не сводил с меня глаз.
- Мой народ, - начал он, но тут же прервал сам себя: - Я тоже, кажется,
горожу чушь. Пошли! Давайте разопьем бутылочку!
Пить я не хотел, но и отказаться не мог. Кан вел себя вполне спокойно и
уравновешенно. Однако так же спокойно держался в Париже Иозеф Бер, когда я
не согласился пить с ним ночь напролет из-за безмерной усталости. А наутро я
обнаружил, что он повесился в своем нищенском номере.
Люди, не имевшие корней, были чрезвычайно нестойки - в их жизни случай
играл решающую роль. Если бы в тот вечер в Бразилии, когда Стефан Цвейг и
его жена покончили жизнь самоубийством, они могли бы излить кому-нибудь
душу, хоты бы по телефону, несчастья, возможно, не произошло бы. Но Цвейг
оказался на чужбине среди чужих людей. И совершил вдобавок роковую ошибку -
написал воспоминания; а ему надо было бежать от них, как от чумы.
Воспоминания захлестнули его. Потому-то и я так страшился воспоминаний. Да,
я знал, что должен действовать, хотел действовать. И сознание это давило на
меня, как тяжелый камень. Но прежде надо, чтобы кончилась война и чтобы я
мог снова поселиться в Европе.
Я вернулся в гостиницу, и она показалась мне еще более унылой, чем
прежде. Усевшись в старомодном холле, я решил ждать Меликова. Вокруг как
будто никого не было, но внезапно я услышал всхлипыванья. В углу, возле
кадки с пальмой, сидела женщина. Я с трудом разглядел Наташу Петрову.
Наверное, она тоже ждала Меликова. Ее плач действовал мне на нервы. К
тому же у меня и так была тяжелая голова после выпивки. Помедлив секунду, я
подошел к ней.
- Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Она не ответила.
- Что-нибудь случилось? - спросил я.
Наташа покачала головой:
- Что, собственно, должно случиться?
- Но вы ведь плачете.
- Что, собственно, должно случиться?
Я долго смотрел на нее.
- Есть же причина. Иначе вы не плакали бы.
- Вы уверены? - спросила она вдруг сердито.
Я бы с удовольствием ушел, но в голове у меня был полный сумбур.
- Обычно причина все же существует, - сказал я после краткой паузы.
- Неужели? Разве нельзя плакать без причины?
Неужели все имеет свои причины?
Я бы не удивился, если бы Наташа заявила, что только тупые немцы имеют
на все причину. Пожалуй, даже ждал этих слов.
- С вами так не случается? - спросила она вместо этого.
- Я могу себе это представить.
- С вами так не случается? - повторила она. Можно было объяснить ей,
что у меня, к сожалению, всегда оказывалось достаточно причин для слез.
Представление о том, что можно плакать без всякой причины - просто от
мировой скорби или от сердечной тоски, - могло возникнуть лишь в другом,
более счастливом столетии.
- Мне было не до слез. |