|
- Это совсем не обязательно. Бетти достанет вам рекомендации трех известных эмигрантов. Фейхтвангер тоже не отказал бы вам, но его рекомендации здесь не очень котируются. Он слишком левый. Правда, Америка в союзе с Россией, но не настолько, чтобы "поощрять" коммунизм. Генрих и Томас Манны ценятся высоко, но еще лучше, если за вас поручатся коренные американцы. Один издатель хочет опубликовать мои воспоминания; конечно, я никогда не напишу их. Но говорить ему это пока преждевременно - узнает года через два. Мой издатель вообще интересуется эмигрантами. Наверное, чует, что на них можно сделать бизнес. Выгода в сочетании с идеализмом - дело беспроигрышное. Завтра я ему позвоню. Скажу, что вы один из тех немцев, которых я вызволил из лагерей в Гуре. - Я был в Гуре, - сказал я. - В самом деле? Бежали? Я кивнул: - Подкупил охрану. Кан оживился. - Вот здорово! Мы найдем нескольких свидетелей. Бетти знает уйму народа. А вы не помните кого-нибудь, кто оттуда выбрался бы в Америку? - Господин Кан, - сказал я, - Америка была для нас землей обетованной. В Гуре мы не могли и мечтать о ней. Кроме того, простите, я не захватил с собой никаких документов. - Ничего. Раздобудем что-нибудь. Для вас сейчас самое главное - продлить пребывание здесь. Хотя бы на несколько недель. Или месяцев. Для этого потребуется адвокат - ведь времени осталось в обрез. В Нью-Йорке достаточно эмигрантов, которые имели в прошлом адвокатскую практику. Бетти это устроила бы в два счета. Но времени так мало, что лучше найти американского адвоката. Бетти и в этом нам поможет. А деньги у вас есть? - Дней на десять хватит. - То есть это деньги на жизнь. А сумму, которую потребует адвокат, придется собрать. Думаю, она не будет такой уж большой. - Каи улыбнулся. - Пока что эмигранты еще держатся вместе. Беда сплачивает людей лучше, чем удача. Я взглянул на Кана. Его бледное, изможденное лицо до странности потемнело. - У вас передо мной есть некоторое преимущество, - сказал я. - Вы еврей. И согласно подлой доктрине тех людишек, не принадлежите к их нации. Я не удостоился такой чести. Я к ним принадлежу. Кан повернулся ко мне лицом. - Принадлежите к их нации? - В его голосе слышалась ирония. - Вы в этом уверены? - А вы нет? Кан молча разглядывал меня. И мне стало не по себе. - Я болтаю чушь! - сказал я наконец, чтобы прервать молчание. - Надеюсь, все это не имеет к нам отношения. Кан все еще не сводил с меня глаз. - Мой народ, - начал он, но тут же прервал сам себя: - Я тоже, кажется, горожу чушь. |
