|
Когда кто-нибудь утверждал, будто евреи повинны в том, что Германия проиграла войну, собеседник говорил: "И велосипедисты тоже". А если его спрашивали: "Почему велосипедисты?" - он отвечал вопросом на вопрос: "А почему евреи?" Но это было в девятнадцатом. Тогда в Германии еще разрешалось думать, хотя это уже грозило неприятностями. Я ждал, что адвокат выгонит меня, но на его лице расплылась широкая улыбка, и оно стало еще шире. - Недурственно, -- сказал он довольно низким голосом. - Я не слышал этого анекдота. - Анекдот с бородой, - сказал я. - Сейчас в Германии больше не шутят, сейчас там только стреляют. Адвокат снова стал серьезным. - У меня слабость к анекдотам, - сказал он. - Тем не менее я стою на своем. - И я тоже. - Чем вы докажете свою правоту? Я встал. Дурацкое жонглирование словами мне надоело. Нет ничего утомительнее, чем присутствовать при том, как человек демонстрирует свой ум. В особенности, если ума нет. Но тут адвокат с широким лицом сказал: - Найдется у вас тысяча долларов? - Нет, - ответил я резко. - У меня не найдется и сотни. Он дал мне дойти почти до самой двери и только тогда спросил: - Чем же вы собираетесь платить? - Мне хотят помочь друзья, но я готов снова попасть в лагерь для интернированных, лишь бы не просить у них такой суммы. - Вы уже сидели в лагере? - Да, - сказал я сердито. - И в Германии тоже, но там они называются иначе. Я уже ждал разъяснений этого горе-умника насчет того, что в немецких концлагерях сидят-де и уголовники, и профессиональные преступники. Что было, кстати, верно. Вот когда я перестал бы сдерживаться. Но на сей раз я не угадал. За спиной адвоката что-то тихонько скрипнуло, а потом раздалось грустное "ку-ку, ку-ку". Кукушка прокуковала двенадцать раз. Это были часы из Шварцвальда. Таких я не слышал с детства. - Какая прелесть! - воскликнул я иронически. - Подарок жене, - сказал адвокат слегка смущенно. - Свадебный подарок. Я с трудом удержался, чтобы не спросить, не сидит ли в этих часах потенциальный нацист. Мне показалось, что в кукушке я вдруг обрел неожиданного союзника. Адвокат почти ласково сказал: - Я сделаю для вас все, что смогу. Позвоните мне послезавтра утром. - А как же с гонораром? - Насчет этого я переговорю с госпожой Штейн. - Я предпочел бы знать заранее. - Пятьсот долларов, - сказал он. - В рассрочку, если хотите. - Думаете, вам удастся мне помочь? - Продлить визу мы во всяком случае сумеем. Потом придется опять ходатайствовать. - Спасибо, - сказал я. |
