Изменить размер шрифта - +

     - Ты  прав,  Владимир,  - сказал  я медленно.  - Посмотрим, сколько это
продлится.
     - Не веришь, что это будет длиться долго?
     - Как я могу верить?

     -----------------------------------------
     (1) Строка из Гете.

     - Во что же ты веришь?
     - В то, что с каждым днем мне становится хуже, - ответил я.
     Незнакомый  человек,  прихрамывая,  шел  по  вестибюлю.  Мы   сидели  в
полутьме,  и  я лишь смутно видел  вошедшего. Однако его странная хромота  в
ритме трех четвертей такта напомнила мне кого-то.
     - Лахман, - сказал я вполголоса.
     Незнакомец остановился и взглянул в мою сторону.
     - Лахман! - повторил я.
     - Моя фамилия Мертон, - ответил он.
     Я  щелкнул  выключателем. Из весьма жалкой люстры, представлявшей собою
наихудший    образец    модерна   начала    двадцатого   века,    заструился
безрадостно-тусклый свет - желтый и синеватый.
     - Боже мой! Роберт! -  воскликнул вошедший с удивлением. -  Ты жив? А я
думал, ты уже давно погиб.
     - То же самое я думал о тебе. Но узнал тебя по походке.
     - По моей хромоте в три четверти такта?
     - По твоему вальсирующему шагу, Курт. Ты знаком с Меликовым?
     - Конечно, знаком.
     - Живешь здесь?
     - Нет. Но иногда захаживаю.
     - Теперь твоя фамилия Мертон?
     - Да. А твоя?
     - Росс. Имя осталось то же.
     - Вот как люди встречаются, - сказал Лахман, слегка усмехнувшись.
     Мы  немного   помолчали.   Всегдашняя   тягостная  пауза  при   встрече
эмигрантов.  Никогда  ведь не знаешь, о  ком  и о  чем  можно спрашивать. Не
знаешь, кого уже нет в живых.
     - Ты слышал что-нибудь о Кане? - спросил я наконец.
     И это был обычный прием. Сначала осторожно узнать о  людях,  которые не
так уж близки твоему собеседнику.
     - Он в Нью-Йорке, - ответил Лахман.
     - Он тоже? Как ему удалось перебраться сюда?
     - А как  все перебирались  сюда. Благодаря  тысяче случайностей. Никого
ведь из нас не было в составленном американцами списке знаменитостей.
     Медиков выключил верхний свет и вытащил бутылку из-под стойки.
     - Американская водка, - сказал он. -  Нечто вроде калифорнийского бордо
или бургундского из Сан-Франциско.  Или  рейнского из  Чили.  Салют! Одно из
преимуществ  эмиграции в  том, что приходится часто прощаться и посему можно
часто выпивать в честь новой встречи. Создается иллюзия долголетия.
     Ни Лахман, ни я не ответили ему. Медиков был человеком иного поколения:
то, что нам еще причиняло боль, для него уже стало воспоминанием.
     -  Салют,  Владимир!  -  Я  первый  прервал молчание.
Быстрый переход