– Я один такой невезучий?

Гардиан ответил охотно:

– Один, другие умудрились уйти. Причем не сразу. Теоретик, чем ты им так дорог, что они пытались тебя отбить в ситуации, когда нужно бежать сломя голову? Едва отогнали. Что насчет твоей невезучести… суди сам. Во-первых, и главное, – ты жив. Можно сказать, тебе невероятно повезло. Приказ был брать тебя живым и по возможности целым, но ты бы только знал, как на тебя мои парни злы! – Гардиан разве что глаза не закатил. – А жизнь, знаешь ли, дается нам единственный раз, потому она и имеет такую ценность. К тому же уверен – тебе среди нас понравится. Ладно, идти сможешь? Или тебе носилки соорудить?

– Я уж как-нибудь сам.

– Ну смотри. Топать придется долго, а дорог здесь нет. Крот! – повысил он голос, сделав его таким, что человек, к которому он обратился, вздрогнул. – Головой за него отвечаешь, чтобы не сбежал! Вернее, шеей. Возьми кого-нибудь себе в помощники. И чтобы глаз не спускали! Теоретик у нас в одиночку и без оружия по джунглям, как по собственной квартире, расхаживает, а тут и джунглей нет, и опасностей куда меньше.

– Может, связать его? – предложил тот, которого назвали Кротом.

– Можешь и связать. Но если на нем хотя бы царапина появится к тому времени, когда мы на место прибудем, будь уверен, лично тебе червяка привью! Ладно, пойду досыпать. Между прочим, должен будешь, – обратился Гардиан ко мне.

– За что?

– За то, что не мог в себя ближе к утру прийти, чтобы меня не будили. Кстати и сам поспи: путь предстоит неблизкий.

– Вода есть? – обратился я к сторожам, едва только Гардиан ушел.

Пить хотелось настолько, что язык казался шершавым. Крот что-то буркнул, но фляжку все-таки протянул. А пока я пил, постарался мне объяснить:

– Знаешь, Теоретик, зря меня Гардиан к тебе приставил.

– Это почему еще?

– Да потому, что с удовольствием тебе голову бы отвернул! За нашу братву, которая от твоей руки пала.

– Сразу за всю? Или за кого-то конкретно?

И тут же получил чувствительный тычок под ребра. Боль не то чтобы ошеломила, но некоторое время пришлось разевать рот в попытке вдохнуть.

– Предупреждение на будущее. Царапинки на тебе не появится, но больно будет часто: ты, главное, повод, давай. Усек?

Он ухватил меня за шиворот, приблизив мое лицо к своему. Наверное, его взгляд должен был показаться мне страшным, но я едва удержался от того, чтобы не зевнуть. Причем ненатужно. Приходилось мне бывать и в таких переделках, после которых все его обезьяньи ужимки выглядели смешными.

– Звать-то тебя как?

– Можешь называть меня господином, – отталкивая от себя, оскалил он в ухмылке щербатый рот.

На что-то подобное я себя настраивал. Нет, не то чтобы готовил, но размышлял о том – не исключено, что когда-нибудь попаду в плен. К перквизиторам либо к кому-то еще. Можно свыкнуться с мыслью о чем угодно. В том числе – и с неизбежностью собственной гибели. Трудно, но дает сразу многое. И потому плен не стал для меня шоком. Хотя мог бы. Согласен, ситуация из неприятнейших, но что теперь, лезть в петлю? Кстати, Трофим – мастер отправлять людей на тот свет множеством способов – однажды рассказывал, что существует несколько вариантов, когда можно умертвить себя, будучи даже спеленатым так, что только болтать головой и получится. Все мы внимательно его слушали, каждый втайне надеясь, что не пригодится никогда. А в конце Демьян заявил:

– Слышал я, что сердце усилием воли можно остановить.