— Так, — говорю я. — И давно это с тобой?

Фред вздыхает, как всхлипывает:

— Всегда.

Час от часу не легче.

— Ты насиловал детей? — спрашиваю я как можно бесстрастнее, но получается неважно.

Фред смотрит дико:

— Нет! Как ты мог подумать?! Я сказал — педофил, а не маньяк! Да будь я маньяк — я бы давно уже сидел, если бы не удавился в камере! При чём тут?

Я слегка выдыхаю.

— А если нет, с чего ты взял, что педофил?

Фред криво усмехается:

— Ну, я, как будто, могу себе представить, чего хочу. Все знают, чего они хотят, правда? Я — именно этого и больше практически ничего. Такие дела.

Я перевожу дух.

— А почему ты решил рассказать мне? Может, врачу? Или уж пойти с повинной в полицию?

Лицо Фреда становится жутким.

— Врачи даром деньги берут! — рявкает он. — Не могут они меня вылечить! Они могут — химическую кастрацию! Возможностей не будет, а либидо останется! То есть — будет ещё хуже, чем сейчас! Спасибо, конечно… А в полицию… Робби, ну за что ты меня? Они ж меня просто посадят. За то, что я есть. А сокамерники меня прикончат. И всё.

Я потихоньку начинаю кое-что понимать.

— А если ты всегда, то почему пришёл именно сейчас? И если тебя посадят, значит, ты уже совершал преступления? Уж начал говорить, так говори до конца.

Фред вздыхает. Ставит чашку — но тут же хватается за неё снова, как за стезю добродетели. Я вижу, как у него трясутся руки.

— Понимаешь, — говорит он тихо, — детскую порнографию я смотреть не могу. У меня желудок скручивает при мысли о том, каково этим несчастным детям. Поэтому я, понимаешь, раньше искал в Сети картинки… ну… где просто девочки. Купаются, там… или ещё что… И жил как-то.

— Ну?

— Запретили, — режет Фред безнадёжно. — Считается, что фотка любой девочки младше восемнадцати, если на ней мало одежонки — уже порнография. То есть такие, как я, возбуждаются же, гадство! И весь этот контент стал так же криминален, как натуральное порно. Уголовная статья. Но я боюсь тюрьмы, Робби!

— И?

— Начал скачивать нарисованных деток, — устало говорит Фред. — В Японии, в Корее — хорошо так рисуют, с душой. Есть роскошные модельки — вообще как живые. Я даже обрадовался, думал: что ж я раньше-то зевал, дурак! Даже видеоролики попадались, сплошь компьютерное моделирование.

— Так вот!

— Не вот! — в отчаянии мотает головой Фред. — Запретили! И распространение и хранение — теперь тоже уголовная статья! А гайки-то — всё туже: уже не пять лет, уже семь дают, за картинки. Как за натуральное порево. Кое-что, что есть у меня — храню на компе, отключенном от Сети, но всё равно ведь живу в страхе! Уже параноиком стал — и с картинками теперь не то… Я — законопослушный трус.

Я молчу. Мне не по себе. Фред продолжает:

— Видел в Сети, понимаешь, статью о корейском мастере каком-то, который кукол делает… или мехов… в общем — ну, как настоящих, во всех местах. Там пара фоток была — очень хорошенькие. И я уже подумал: дай, закажу такую! В своём роде даже лучше, чем картинки. И заказал бы, да ведь запретили! И изготавливать запретили, и продавать запретили, и к нам в страну ввозить… Ну была бы у меня эта кукла… вот кому бы мешало?

Никогда не смотрел с этой стороны.