Виктор тоже заметил в отдалении слабое свечение, которое усиливалось с их приближением.

— Наверное, там перекресток или дом. А может, пляж. Сейчас доедем.

Виктор кивнул, и немного успокоился. Там они будут в безопасности. Теперь Виктор сам жал на газ: хотелось выбраться из леса. Из тьмы.

И тут опять накатывал ужас.

Виктор вдруг осознавал, где они находятся. И что это за свет, который ждет их впереди. Он разом понимал, что Жози ошиблась, да и сам он совершил непростительную ошибку, решившись на это ночное путешествие. Жозефина теперь тоже испуганно глядела в боковые окна.

Деревья пропали. По сторонам ничего не было. Сплошная пустота. Лишь вода. Черная, холодная, темная и бесконечно глубокая вода.

Виктор все понял, но уже было поздно.

Все это время они неслись по пирсу. Они целый час искали дорогу к морю, а оказывается, находились прямо над ним. Берег остался далеко позади, машина мчалась к крайним огням, и ее было не остановить.

Виктор повернул руль, но это ни к чему не привело. Он не управлял машиной, она ехала сама по себе, и явно не туда, куда ему было нужно.

«Вольво» на предельной скорости домчалась до конца пирса и, словно подпрыгнув, пролетела несколько метров над волнами Северного моря, а затем накренилась вниз. Виктор пытался что-нибудь разглядеть в свете фар. Но не видел ничего, кроме бесконечно огромного океана, который сейчас поглотит их: Жози, машину и его, а изменить что-либо он был не в силах.

Виктор просыпался всегда в последнюю секунду, перед тем как машина врезалась в поверхность воды.

Это был самый жуткий момент. Не потому, что он знал, что сейчас утонет вместе со своей единственной дочерью, а потому, что делал ошибку и еще раз смотрел в зеркало заднего вида перед самым падением в воду. То, что он там видел, заставляло его всякий раз невольно вскрикивать, и этот крик будил его и всех, кто находился поблизости. Это было очень страшно. Он не видел вообще ничего. В зеркале ничего не было.

Помост, по которому он так долго ехал, растворился в воздухе и исчез.

Глава 25

Виктор сел в кровати и заметил, что пижама намокла от пота. Даже простыня была местами мокрой, а боль в горле заметно усилилась.

«Что же со мной случилось?» — подумал он, дожидаясь, когда успокоится пульс. Он даже не мог припомнить, как вчера перебрался с дивана в спальню. Или как разделся. И еще кое-что было для него необъяснимо: температура воздуха в спальне. Он нашарил в темноте на тумбочке радиобудильник и нажал на кнопку, чтобы включилась подсветка экрана. Половина четвертого, и всего восемь градусов. Очевидно, отключился генератор, и теперь нет электричества. И правда, лампа на тумбочке не включалась. В комнате царила кромешная темнота.

Проклятье! Сначала Синдбад, потом Анна, простуда, кошмарный сон, а вдобавок это. Скинув одеяло, Виктор нашел предусмотрительно положенный рядом с кроватью фонарик и, ежась от холода, спустился по скрипящей лестнице. Он не был боязливым человеком, но все же у него неприятно засосало под ложечкой, когда луч фонарика скользил по фотографиям на стенах. Смеющаяся мать с собаками. Отец с трубкой у камина. Вся семья вместе, радующаяся улову отца.

Как у человека, погруженного в наркоз, у него на какую-то долю секунды вспыхивали воспоминания и вновь погружались во тьму.

Когда он открыл входную дверь, ему в лицо ударил сильный ветер, который принес в дом не только влажный воздух, но и остатки осенней листвы. «Отлично, — подумал он. — Теперь я получу из гриппа воспаление легких».

Он надел кроссовки и синюю ветровку с капюшоном прямо на шелковую пижаму и побежал к генераторной будке метрах в двадцати от дома. Дождь размыл песчаную дорожку, и на ней образовались большие лужи, невидимые для Виктора с его жалким фонариком. Поэтому не успел он дойти до сарая, как и кроссовки, и штанины стали мокрыми.