Изменить размер шрифта - +
Тысяча акров восторга, последние чудеса техники! Главное отличие Луна-Ти-воли от тысяч других Тиволи прошлого заключалось в местонахождении — на дне кратера Коперника, с видом на восточную стену. Чистый воздух и танцы при силе тяжести в шесть раз меньше привычной. Луна.

— Водоворот? — поинтересовался из темноты вкрадчивый голос. — Не хотите ли прокатиться в Водовороте, мистер, мисс?

Лона, улыбаясь, повернула на голос. Беррис бросил в окошечко будки несколько монет, турникет на входе провернулся, пропуская его и Лону, и они оказались на причале. На поверхности ртутного озера зияла открытыми люками дюжина алюминиевых капсул, напоминая выеденные раковины гигантских устриц.

— Капсулу на двоих? — жизнерадостно поинтересовался коренастый, голый по пояс служащий; кожа его отсвечивала медью. — Сюда, сюда!

Беррис помог Лоне забраться в капсулу и опустился на сиденье рядом. Щелкнул задраенный люк. В капсуле стало темно, жарко; угнетающе тесно. Еле-еле хватало места на двоих.

— Назад, в безмятежность утробы, — пробормотал Беррис.

Лона крепко стиснула его ладонь. Озеро ртути пронизала искра. Капсула накренилась и понеслась в неведомое. По каким черным туннелям, через какие потайные ущелья? Весь мир закружило в водовороте; Лона вскрикнула.

— Тебе страшно? — спросил Беррис.

— Не знаю… Она так несется!

— С нами ничего не может случиться.

Это было похоже на полет, на стремительный дрейф. Гравитация практически не ощущалась, сила трения бездействовала, и капсула скользила во всевозможных направлениях, взмывая на невидимые гребни и обрушиваясь с дрожащих мелкой дрожью вершин. Приоткрылись потайные клапаны, и капсула наполнилась запахом.

— Чем это пахнет? — шепотом спросила Лона.

— Пустыней. Раскаленным песком. А ты что чувствуешь?

— Лес, дождь… гниющие листья… Миннер, как такое может быть?

Не исключено, что все его чувства работают совершенно по-другому, не по-человечески… Какая ж это пустыня? Густой, щекочущий ноздри запах гнили и влаги. Так и видишь, как из земли прорываются ярко-красные мухоморы. А под ногами кишат и роются в земле всякие многоножки. Длинный блестящий червь. И тут откуда ни возьмись — пустыня?..

Капсула стала заваливаться на бок, на мгновение замерла и с размаху хлопнула дном по упругой поверхности. Пока Лона переводила дыхание, запах успел измениться.

— А теперь пахнет, как ночью в Пассаже, — произнесла она. — Попкорн… пот… смех. Миннер, как пахнет смех? А ты что чувствуешь?

— Корабельная генераторная — меняют сердечник. Несколько часов назад что-то горело. Наверное, протекла смазка. Заходишь и такое ощущение, будто в ноздри с размаху загнали по гвоздю.

— Миннер, как это может быть, что мы слышим разные запахи?

— Обонятельные психоотличия. Мы чувствуем то, что подсказывает нам мозг. В капсулу не пускают никаких конкретных ароматизаторов, один сырой материал, пища для размышлений нервным окончаниям. Картинку мы формируем сами.

— Миннер, я не понимаю.

Он умолк. Запахи сменялись одни за другим: запах клиники, запах лунного света, запах стали, запах снега. Она не спрашивала, что чувствует Беррис. Один раз у него шумно перехватило дыхание другой раз он дернулся и вцепился пальцами ей в бедро.

Ароматическая атака прекратилась.

Капсула продолжала скользить но волнам, переваливаясь с гребня на гребень; минута тянулась за минутой. Теперь пошли звуки: короткие свистящие разрывы, органное гудение, удары молота, ритмичный скрежет. Ни одно из чувств не осталось обиженным. В капсуле стало прохладно, потом очень жарко, потом просто тепло; с какой-то своей сложной закономерностью менялась влажность.

Быстрый переход