Мур — 17-го августа 1928 г.

— Занозы — мухи заносят?

— Что пчелки варят? Мед — медвежатам?

(Отрывок моего письма к Н. П. Гронскому — м. б. есть где-нб. в цельном виде, среди писем. Это — карандашом, в записную книжку, на берегу.)

…Жить и спать под одним кровом мы уже, конечно, никогда не будем.

Что я хотела от этого лета? Иллюзии непрерывности, чтобы ты не приходил и уходил, а — был.

…Сосны колют меня в сердце всеми иглами.

…Я еще не плáчу, но скоро буду.

После письма надела твои бусы — в первый раз за всё лето — висели на иконке.

Чтобы тебя не заела совесть, нужно поступать? по чести (помнишь — мой вечный припев — и твои — мне — стихи).

Ты просто предпочел бóльшую боль — меньшей: боль отца по уходящей — моей по тебе, неприехавшему. (Уход больше чем неприезд, не говоря уже о 25-ти годах — и ни одном дне совместной жизни.)

…Любуюсь на твой поступок — как если бы ты был мой сын, так же сторонне — счастливо.

Мур — 8-го

— Не выгонять мою кошку! Никогда! Запрещаю!

— Мур, ты наглый стал в день отъезда!

— Я не наглый, а храбрый!

(Это последняя Понтайякская запись, следующая уже в Мёдоне — м. б. тоже существует в письмах.)

— Вы знаете, я сразу поцеловала Ваше письмо, как тогда — руку — в ответ (на ответ «не совсем чужая» — скромность этого ответа: «не совсем чужая» — Ваша — мне!). Подумать не успев.

Думаю, что целование руки у меня польское, мужско-польское (а не женско-сербское, где все целуют — даже на улице). Целует руку во мне умиление и восторг.

Итак, письмо поцеловала, как руку. Я была залита восхищением. Так нужно писать — и прозу и стихи, так нужно глядеть и понимать — входы и выходы. Вы предельно-зорки: я, действительно, шагнув — отступаю перед тьмой — даже если она белый день: перед тьмой всего, что не я, перед всем не-мною, ожидая, чтобы оно меня окончательно пригласило, ввело — за руку. Я отступаю так же, как тьма, в которую мы выходим. Не отступаю — чуть подаюсь.

Шаг назад — после стольких вперед — мой вечный шаг назад!

А выхожу я — опять правы! — как слепой, даже не тычась, покорно ожидая, что — выведут. Не выхожу, а — стою. Мое дело — войти, ваше — вывести.

Наблюдение об уверенности шагов к Вашей двери — простите за слово! — гениально, ибо, клянусь Вам, идя — сама подумала: — Так сюда иду — в первый раз.

А вчера вошла как тень — дверь была открыта — всем, значит и мне. А Вы хотите, чтобы я пришла к Вам — потом, — если уйду раньше Вас — или будете бояться?

— Как мне хорошо с Вами, легко с Вами, просто с Вами, чисто с Вами — как Вы всегда делаете что нужно, как нужно.

Никогда до встречи с Вами я не думала, что могу быть счастлива в любви: для меня люблю всегда означало больно, когда боль переходила меру — уходила любовь.

Мне пару найти трудно — не потому что я пишу стихи, а потому что я задумана без пары, состояние парой для меня противоестественно: кто-то здесь лишний, чаще — я, — в состоянии одинокости: молитвы — или мысли — двух воздетых рук и одного лба…

Но дело даже не в боли, а в несвойственности для меня взаимной любви, которую я всегда чувствовала тупиком: точно двое друг в друга уперлись — и всё стоит.