— Я знаю, любовь моя, я знаю.

Дон Ригоберто перевернул ее на спину и навалился сверху. К донье Лукреции, судя по всему, вернулось угасшее было желание — слезы высохли, по всему телу пробегала дрожь, дыхание стало сбивчивым, — и она, ощутив над собой мужа, раздвинула ноги, чтобы он мог в нее проникнуть. Дон Ригоберто целовал ее долго, глубоко, закрыв глаза, растворившись в неге, вновь счастливый. Слившись, сплетясь телами, впитывая пот друг друга, они медленно двигались, продлевая наслаждение.

— На самом деле в этом году ты спала со многими, — произнес дон Ригоберто.

— Правда? — промурлыкала женщина грудным голосом, исходившим, казалось, из самых ее глубин. — Со сколькими? С кем? Где?

— С любовником-зоологом, который взял тебя среди кошек. («Какая мерзость», — слабо застонала она.) С другом юности, ученым, который отвез тебя в Париж и Венецию и пел во время секса…

— Детали, — потребовала донья Лукреция, тяжело дыша. — Все до мельчайших подробностей. Что я делала, что ела, что делали со мной.

— Ублюдок Фито Себолья чуть не изнасиловал тебя и Хустиниану. Ты спасла девушку от этого похотливого животного. И в результате вы с ней занялись любовью в этой постели.

— С Хустинианой? В этой постели? — усмехнулась донья Лукреция. — Надо же, как бывает. Как вечером в Сан-Исидро я едва не занялась с ней любовью из-за Фончито. То был единственный раз, Ригоберто. Когда мое тело тебе изменило. В мыслях я изменяла тебе тысячи раз. Как и ты мне.

— В мыслях я не изменял тебе никогда. Но расскажи, как это было, прошу тебя. — Он ускорил движения.

— Сначала ты, потом я. С кем еще? Как, когда?

— С моим выдуманным братом-близнецом, который устроил оргию. С мотоциклистом-кастратом. Ты была профессором права в Виргинии и совратила святого юриста. Ты занималась любовью с женой алжирского посла в бане. Твои ножки вдохновили французского фетишиста в восемнадцатом веке. Накануне нашего воссоединения мы заглянули в дом свиданий в Мехико, и там одна мулатка чуть не откусила мне ухо.

— Не смеши меня, только не сейчас, — взмолилась донья Лукреция. — Я тебя убью, просто убью, если ты не дашь мне кончить.

— Я тоже кончаю. Мы кончим вместе, я люблю тебя.

Через несколько мгновений он в изнеможении откинулся на спину, а она положила голову ему за плечо и попыталась вернуться к прерванному разговору. К шуму моря за окном примешивались крики то ли дерущихся, то ли влюбленных котов, изредка слышались автомобильные гудки и рев моторов.

— Я самый счастливый человек на земле, — произнес дон Ригоберто.

Донья Лукреция ласково потерлась о него.

— Так будет всегда? Мы сможем всегда быть счастливы?

— Так не бывает, — мягко ответил дон Ригоберто. — Счастье как вспышка. Исключение, случайность. Но в наших силах оживлять его снова и снова, не давать ему погаснуть. Все время раздувать огонек.

— Я начну тренировать легкие прямо сейчас, — заявила донья Лукреция. — Они у меня станут как мехи. А если огонь начнет гаснуть, я подниму такой ветер, что он разгорится пуще прежнего.