Произнося эти слова, он смотрел не на жену, а на сына, который, увидев, что отец встает, встревожено примолк, словно готовый в любой момент прийти на помощь. Дон Ригоберто вышел из комнаты, так и не взглянув на Лукрецию, хотя ему отчаянно хотелось узнать, бледна она по-прежнему или стала пунцовой от возмущения, удивления и тревоги, задается ли она вопросом, случайно мальчишка завел этот разговор или то был расчет умелого интригана, решившего погубить их счастье. Дон Ригоберто передвигался с трудом, точно дряхлый старик, и от этого злился еще сильнее. Он заставил себя резво взбежать по лестнице, чтобы продемонстрировать (кому?), что все еще находится в отличной форме.

Сбросив туфли, дон Ригоберто улегся на кровать и закрыл глаза. Он весь пылал. На фоне опущенных век мельтешили синие крапинки, в ушах, казалось, монотонно жужжали слепни, изводившие их на неудачном пикнике. Вскоре, словно под действием сильного снотворного, дон Ригоберто провалился в сон. Или потерял сознание? Ему снилось, что у него вырос зоб, а Фончито рассматривает его и говорит, как взрослый, тоном опытного эксперта: «Осторожно, папа! Это очень опасный вирус; если не поберечься, он станет как теннисный мячик, и придется его удалить. Как зуб мудрости». Дон Ригоберто проснулся, обливаясь потом, — Лукреция укрыла его пледом, — и понял, что наступила ночь. За окном было темно, звезды попрятались, огни Мирафлореса тонули в тумане. Дверь ванной распахнулась, впустив в комнату поток света, и на пороге возникла донья Лукреция, в халате и готовая лечь.

— Он чудовище? — тревожно спросил дон Ригоберто. — Он понимает, что говорит и что делает? Заранее просчитывает результат? Или нет? Или он просто сумасбродный ребенок, который неосознанно совершает дурные поступки?

Донья Лукреция присела на край кровати.

— Я сто раз на дню задаю себе этот вопрос, — проговорила она с печальным вздохом. — Думаю, он и сам не знает. Тебе лучше? Ты проспал пару часов. Я приготовила горячий лимонад, вот он, в термосе. Налить? Кстати, послушай. Я не собиралась скрывать от тебя, что Фончито бывал у меня в Сан-Исидро. Просто не успела рассказать.

— Я знаю, — остановил ее дон Ригоберто. — Пожалуйста, давай больше не будем об этом говорить.

Дон Ригоберто встал и, бормоча себе под нос: «В первый раз заснул не вовремя», прошел на свою половину. Переодевшись в халат и обув тапочки, он заперся в ванной, чтобы с особой тщательностью совершить ежевечернее омовение. Дон Ригоберто чувствовал себя совершенно разбитым, голова гудела, как бывает при сильном гриппе. Он открыл теплую воду и высыпал на дно ванны полфлакона ароматной соли. Пока ванна наполнялась, дон Ригоберто почистил зубы щеткой и зубной нитью и при помощи маленького пинцета удалил волосы из ушей. Давно ли он отказался от правила — помимо обычной ванны, посвящать каждый вечер уходу за одной из частей своего тела? С тех пор как ушла Лукреция. Год, ни больше ни меньше. Пора восстановить здоровый еженедельный ритуал: в понедельник уши, во вторник нос, в среду ноги, в четверг руки, в пятницу рот и зубы. И так далее. Погрузившись в воду, дон Ригоберто почувствовал себя немного лучше. Он гадал, легла ли Лукреция в постель, какой пеньюар надела, — или не надела вовсе? — и сумел на время отогнать мучительное видение: дом в Оливар-де-Сан-Исидро, детский силуэт на пороге, маленький кулачок стучит в дверь. С мальчиком надо было что-то делать. Но что? Любое решение казалось непродуктивным и невыполнимым. Выбравшись из ванны и тщательно вытершись, дон Ригоберто побрызгался одеколоном из лондонского магазина «Флори», подарком друга и коллеги из компании «Ллойд'с», частенько присылавшего мыло, кремы для бритья, дезодоранты, присыпки и духи.