– Там его никто не найдет. Я помещу его рядом с девушкой‑циклопом и…
– Зоопарк исключен. Абсолютно.
– Ну хорошо, дорогая… Почему ты так беспокоишься о Фойле? Пуская его схватят. А ты отсидишься.
– Почему тебя беспокоит то, что я забочусь о судьбе Фойла? Тебе предлагают работу. Я заплачу.
– Это дорого обойдется, милая. Я пытаюсь сэкономить твои деньги.
– Неправда.
– Значит, я просто любопытен.
– Тогда скажем, я благодарна. Он помог мне. Теперь я помогаю ему.
Бэйкер цинично улыбнулся.
– Так давай поможем ему по‑настоящему – сделаем совершенно новое лицо.
– Нет.
– Я так и думал. Ты хочешь очистить его лицо, потому что оно тебя интересует.
– Будь ты проклят, Бэйкер, ты согласен или нет?
– Пять тысяч.
– Не чересчур?
– Тысяча, чтобы синтезировать кислоту. Три тысячи за операцию. И тысячу за…
– Твое любопытство?
– Нет, моя милая. – Он снова улыбнулся. – Тысяча за наркоз.
– Зачем наркоз?
Бэйкер приоткрыл древний текст.
– Это очень болезненная процедура. Знаешь, как делают татуировку? Берут иглу, макают в краску и вкалывают в кожу. Чтобы вывести краску, мне придется пройтись иглой по всему лицу, пора за порой, вкалывая туда индиготиновую кислоту. Это очень больно. Глаза Джизбеллы вспыхнули.
– Можно это сделать без наркоза?
– Я могу, дорогая, но Фойлу…
– К черту Фойла. – Плачу четыре тысячи. Никакого наркоза, Бэйкер. Пусть страдает.
– Джиз! Ты не ведаешь, на что его обрекаешь!
– Знаю. Пусть мучается. – Джизбелла истерически засмеялась.
Бэйкеровская фабрика Уродов занимала пятиэтажное здание, в котором раньше находился завод. Завод выпускал вагончики для метро, пока с метро не покончила джантация. Задние окна фабрики выходили на ракетное поле, и пациенты Бэйкера могли развлекаться, наблюдая за взлетающими и садящимися по антигравитационным лучам кораблями.
В подвальном этаже располагался бэйкеровский зоопарк анатомических аномалий, естественных выродков и чудовищ, купленных, одурманенных или похищенных. Бэйкер был страстно предан этим несчастным созданиям и проводил с ними долгие часы, упиваясь их уродством, как другие упиваются красотой искусства. На средних этажах размещались палаты для прооперированных пациентов, лаборатории, склады и кухни. Наверху – операционные.
В одной из последних – крошечной комнатке, обычно используемой для экспериментов на сетчатке глаз, – Бэйкер трудился над лицом Фойла. Под ослепительно яркими лампами он склонился с маленьким стальным молотком, выискивая каждую пору с краской и вбивая туда иглу. Голову Фойла зажимали тиски, но тело было не привязано. И хотя его мускулы дергались, он ни разу не шевельнулся, вцепившись руками в край операционного стола.
– Самообладание, – выдавил Фойл сквозь зубы. – Ты хотела, чтобы я научился самообладанию, Джиз. Я учусь. – Он скривился.
– Не двигайся, – приказал Бэйкер.
– Мне смешно.
– Все хорошо, сынок, – произнес Сэм Куатт, отвернувшись. Он искоса взглянул на яростное лицо Джизбеллы. – Что скажешь, Джиз?
– Он учится.
Бэйкер методично продолжал манипулировать иглой и молоточком.
– Послушай, Сэм, – еле слышно пробормотал Фойл. – Джиз сказала мне, что у тебя есть свой корабль.
– Да. Из тех, что зовут «Уикенд На Сатурне».
– То есть?
– Уикенд на Сатурне длится девяносто дней. |