– Когда это он тут был?

– Заходил однажды за журналом. В нем была статья о скрипаче, не помню, как его звали, он солировал в «Ангелах и демонах». Джоэль очень красиво играет на скрипке, – Джоди встает за второй бутылкой вина, приносит, открывает, разливает по опустевшим бокалам. – Хотя это и не твое дело, – продолжает она. – В текущей ситуации.

– А когда ты слышала, как он играет? – спрашивает Тодд.

– На концерте в школе.

– Ты ходила на школьный концерт? Да у вас с этим парнем серьезные отношения.

– Ага. У меня с Джоэлем Карсоном. Ладно, признаюсь, раз уж ты сам догадался. У нас уже какое-то время бурный роман. Началось все в день его пятнадцатилетия. Или ему тогда исполнилось четырнадцать? Или двенадцать? Странно, не могу вспомнить. Может, ему было вообще всего девять или десять, когда мы друг друга полюбили.

– Ладно, я все понял, – говорит Тодд. – Но ты привлекательна, красива, ты же сама знаешь, и любой, у кого есть глаза, это заметит – даже прыщавый мальчишка, играющий на скрипке.

– Джоэль не прыщавый.

– Не важно, – Тодд уже теряет интерес к молодому Карсону. – Суть в том, что ты сногсшибательная и потрясающая, и я влюбился в тебя с первого взгляда, да, ты была мокрая, как мышь, и помяла мою машину, но ты была великолепна. И до сих пор такова.

Он видит, что глаза у Джоди увлажнились, тянется к ней и берет ее за руку, понимая, что он вдруг остался без корней, словно перекати-поле, как будто внезапно проснулся в чужой жизни и не смог найти дорогу домой. Сидя здесь и сейчас, держа ее за руку, он чувствует, словно время идет где-то на расстоянии, как очень далекий поезд, и что в этом сквозном моменте все мысли и чувства, которые он отодвигал в сторонку, начали обретать силу.

– Я по тебе скучал, – говорит Тодд, – по тому, как я возвращался домой, ложился с тобой в одну постель, просыпался рядом с тобой… могу лишь сказать, что я, пожалуй, был не в себе, когда думал, что смогу от тебя отказаться.

Она хватает его за руку, у них обоих начинают течь слезы, увлажняя их иссохшие сердца и поливая увядшую любовь. Теперь они смотрят друг на друга, преодолев все расстояния, и, наконец, вытерев глаза, она встает и подает шоколадный мусс, и они набрасываются на него, как жадные дети, потом вылизывают чашки и смеются сами над собой.

Когда со стола убрано и она начинает споласкивать посуду, закатав рукава до локтей, а локоны свободно спадают на плечи, он подходит сзади, обнимает за талию, кладет подбородок ей на голову.

– Я тебя люблю, – говорит Тодд.

Джоди поворачивается лицом к нему, не размыкая кольца его объятий, сложив на груди руки, словно в молитве.

– Я все не привыкну, как ты изменился, – говорит она. – Дело не только в прическе и одежде. Ты кажешься моложе. Что, похудел?

Его руки исследуют точеные кости ее спины и плеч, вспоминая ее нежные контуры и подростковые пропорции. Ведь он уже привык к Наташе, к ее крепкой фигуре и широким бедрам, резкому изгибу талии.

– Так только кажется, – говорит Тодд.

Она бормочет, уткнувшись ему в грудь, согревая дыханием кожу через хлопковую рубашку.

– Если бы мы столкнулись на улице, я бы тебя не узнала. Прошла бы и не оглянулась.

– Я бы тебя остановил и представился.

Джоди улыбается и поднимает взгляд.

– Я с незнакомыми мужчинами не разговариваю, – Тодд чувствует, как она сдается, наваливаясь на него, словно некая бесформенная масса.

– Ну, хватит уже об этом, – говорит он.

Тодд практически без труда поднимает ее и берет на руки, как если бы она потеряла сознание или умерла.