— Ни много ни мало, сказал Думану Амину и членам всех других старых семейств, что реформисты тащат мир в адский огонь Магды…

— Это же храм реформистов! Он не имел права говорить там такие вещи. — Искреннее потрясение слышалось в голосе Онана. — Почему же даже фанатик пошел на такой риск? И перед всеми прихожанами? Да еще в этом храме?

— Как я сказал, мой друг, что-то от докси носится в воздухе.

— Вах! Набил, тебе надо отрастить шерсть и сосиски, стать пуховертом и подсмотреть будущее в маленькой синей книжечке.

Во тьме за плитами Тихая задумалась над замечанием Онана о маленькой синей книжечке, вынимая из стены треснувший кирпич и засовывая в отверстие крошечную книжицу. Прежде чем заложить кирпич, она взглянула на синий переплет. Женщинам не позволялось владеть собственностью, и имант должен был знать об этом законе. Зачем же пуховерт дал ей книжку? И как может кто-то «подсмотреть будущее» с помощью такой книги? И если бы она это смогла, какое будущее она попытается воплотить в жизнь?

Она тихонько заложила кирпич на место. Все эти вопросы бессмысленны без ключа к словам книги. Она поглядела в щелочку между плитами. Онан сгорбился на своем стуле, сложив руки, вытянув ноги и скрестив их, опустив подбородок на грудь. Он поднял голову и сказал Набилу:

— Если в воздухе пахнет тем, что ты думаешь, мой друг, нам лучше молиться Алилаху, чтобы Джорам и Бахаи вдвоем перевесили докси.

— И это ты говоришь о молитвах?

— Молиться так, будто ты без весла, и грести так, словно Бога не существует.

Девочка прошмыгнула в тенях и выскользнула в коридор. На службе находился Джамил, но на этот раз сержант сам ненадолго прикорнул в сторожке. Она прокралась мимо, открыла дверь и пошла к игровой комнате брата. Она собиралась рассказать Рахману о книжке иманта. Может быть, он научит ее читать?

Когда она вошла, Рахман сидел на полу, играя с моделью парусника. Заметив ее, мальчик нахмурился и снова перевел внимание на модель.

— Тебе нельзя находиться здесь, девчонка. А то у меня будут еще неприятности.

Холод сжал ее сердце. Она спросила знаками: «Что случилось?»

— Джамил поговорил с отцом.

Она улыбнулась: «И ты рассказал свою великую ложь? Ты сказал ему, что Джамил…»

— Нет. — Лицо Рахмана сильно покраснело. — Джамил рассказал отцу и об этой лжи тоже и о моей угрозе. Отец ужасно разозлился на меня. — В его глазах стояли горячие слезы стыда. — Он побил меня, и все это ты виновата!

Ее глаза сузились и она показала: «Я не заставляла тебя лгать о Джамиле».

Мальчик швырнул свою модель в сторону, вскочил на ноги и дал ей пощечину.

— Вот тебе за это, Тихая!

Она стояла в оцепенении, а мир ее сжимался до размеров женской половины. Она проклинала невольные слезы на своих щеках, когда показывала: «Ты ничтожество, Рахман! Ты такой же, как все. Ничтожество».

Он занес руку, чтобы снова ударить ее, но она сильно толкнула его в грудь ладонями, повалив навзничь на его модель. Он успел наполовину привстать, когда она прыгнула на него, снова сбив его на пол и раздавив модель. Она боролась с ним, пока не уселась верхом ему на грудь, удерживая на полу его руки за запястья.

— Я убью тебя, девчонка! Клянусь, я убью тебя за это!

Из-под своей вуали Тихая смотрела вниз в ярко-красное лицо брата. Она собрала слюну во рту, раздвинула губы и выплюнула ему в лицо. Когда брат завопил от ярости, она заглотала воздух сколько смогла и изрыгнула самое грязное из услышанных ею слов:

— Сортир!

Отпустив его, она встала и в последний раз оглядела комнату, полную игрушек.