|
Мы расстались, когда перешли каньон. Волк как спрыгнул с бревна, так и пошел, не оглядываясь. Детеныши за ним потрусили. А вот волчица подошла ко мне. Близко. «Улыбнулась» на все свои сколько там у нее зубов? и сунулась мне в пах. Я настолько обалдел, что даже не сообразил заорать там или отойти. Ну, позади каньон, а в сторону бежать… и далеко бы я убежал от такой зверюги? Пока изображал из себя вусмерть перепуганного, самка потыкалась в меня носом, а потом глянула одним глазом. Искоса. Низко голову наклоня. Вроде, сказать хотела: «Встретимся еще, милый. Теперь я знаю как пахнет твой „мaльчик“. И ушла. Не оглядываясь.
– Забавная зверушка, – сказaл я потом. Когда голос ко мне вернулся. Машка тогда посмотрела на меня тоже искоса. Только голову наклонять не стала. – Я за ней не пойду, – заявила. Как отpезaла. И я за ней не пошел. 3а волчицей, в смысле. – Я могу рассказать о них, если ты не знаешь. Потом, – предложила Машка ближе к вечеру. – А почему потом? Не так уж мне любопытно было, про волков я и сам такие побасенки знаю закачаешься, но идти полдня молча… Вот и спросил для поддержания разговора. – Нельзя говорить о хозяине в его доме. Ответила и замолчала. До ночи. И вот это «потом» наступило. Небольшой получается «дом» у четырехлапых. Полтора дня на запад и… Не знаю, правда, сколько на север и восток. Но вряд ли очень много. У наших серых тоже территория не co штат Юта. К мосту мы выйдем завтра. До пожара в лесу были тропинки. Не самые короткие, но довольно безопасные. А теперь весь лес стал сплошной ловушкой. Идти лучше всего вдоль разлома. Его дыхание не дало сгореть всем кустам и тpавам. От них начнется новая жизнь в лесу. И еда в них найдется. Какая‑нибудь. Так сказала Машка. Еще вчера. Когда выбирала путь. А я не стал с ней спорить. Было бы из‑за чего. Мне пополам куда идти и чего делать. Настроение, как в отпуске. Когда день выдался совсем уж свободный. Типа, иди куда хочешь, делай, чего можешь. Чего душа желает и кошелек дозволяет. А не хочешь идти, вызови «массажистку» в номер и расслабляйся по полной программе. Получишь все, чего сможешь придумать и оплатить. Придумать‑то я много чего могу. И с оплатой дело не засохнет. Спасибо тому придурку, что обобрал меня. Вернул я свое добро. Потом. В барахле одного безвременно почившего нашел. И блокнот с ручкой отыскался. У другого. И мешочек co знакомой уже чешуей. «Свои» взял или чужие мертвому они без надобности. Брал, вроде как для прикола, а «чешуя» самой ходовой монетой этого мира оказалась. Так что из Храма я вышел совсем даже не бедным. Да только мало радости от бабок, если купить ничего не можешь. В лесу ни супермаркета, ни такси нету. Чего нашел, то и пожевал, а потом на своих двоих дальше потопал. И гостиницы здесь нету. Под куст лег и небом прикрылся. А вместо крутой ночной программы Машкины рассказки. – … нельзя поймать свою тень. А Храм это тень Неназываемого. В его тень и приходят чарутти, прожившие одну жизнь. Приходят, чтобы измениться и прожить еще одну… – Стоп, Машка! А волчара тут при чем? Ну, сказочница!… Обещала одно рассказать, а метет совсем другое. Пользуется тем, что слушаю ее вполуха. – Кто? – Волчара. Ну, лохматый наш приятель. Зеленоглазый. – Ты меня не слушал, ларт. И тяжелый такой вздох. Будто жуть как огорчил ее своим поведением. – Да слушал я, слушал. – Тогда должен был услышать, что тот, кого ты называешь Зеленоглазым, это чарутти. Они понимают язык зверей и птиц. И разговаривать с ними умеют. Это всем известно. Я промолчал. Всем так всем. Не говорить же, что я первый раз об этом слышу. |
