Изменить размер шрифта - +
Не говоря уже о Лизушке, которая так многому научилась в стае…

Счастливчик застонал, подумав о бедном маленьком Вертушке.

После ухода Свирепых собак в лагере Альфы воцарилась непривычная тишина. Микки ушел к Марте, которая в одиночестве сидела возле опустевшей подстилки щенков. Порох повел охотников в лес, Прыгушка, Стрела и Дейзи отправились в патрулирование. Этим вечером стая поела раньше обычного и в полном молчании. Альфа первым удалился в пещеру, за ним потихоньку потянулись остальные. Никто даже не обмолвился о Великой песни, и Счастливчик был этому рад.

«Не знаю, сможет ли эта стая когда-нибудь оправиться от пережитого позора, — мрачно думал он. — Возможно, скоро они снова, как ни в чем не бывало, начнут благодарить Всесобак и прославлять все живое, но я не хочу петь вместе с ними. Я не готов разделять великую тайну общности с теми, кто трусливо предал маленьких щенков!»

Счастливчик почувствовал приближение Лапочки раньше, чем увидел ее. Она бесшумно поднялась по склону холма и, как призрак, выступила из густого тумана. В груди у Счастливчика что-то встрепенулась, какое-то непонятное чувство охватило все его существо. Но он даже не повернул головы к Лапочке.

Она подошла и села рядом с ним.

— Полагаю, теперь ты снова уйдешь.

Это было скорее утверждение, чем вопрос, поэтому Счастливчик решил не отвечать. Туман медленно обвивал ветви сосен, волнами колыхался над травой. Помолчав немного, Лапочка заговорила снова.

— Ты ведь Одиночка, верно? Когда мы с тобой познакомились, ты постоянно повторял это. Со стаей — любой стаей — тебя связывает только чувство долга, ответственность за чье-то благополучие… Раньше ты заботился о Белле и Собачках-на-поводочке потом о щенках. А теперь, когда они ушли… — Счастливчику показалось, будто в голосе Лапочки прозвучало сожаление. — Я знаю, ты по природе не стайный пес. Я не рассержусь, если ты снова уйдешь, Счастливчик. Теперь я понимаю, что тобой движет. Я тебя прощаю.

Счастливчик передернул ушами, молния раздражения пробежала по его хребту, обожгла грудь.

— Ты меня прощаешь? — оскалился он. — Ах, как это великодушно, Бета! Как мудро!

Он повернулся и в упор посмотрел в ее блестящие глаза, светившиеся в тумане.

Лапочка опешила. Она явно не ожидала такого отпора.

— Я… я не хотела тебя обидеть, Счастливчик! Я только подумала… ты ведь не хочешь остаться в стае, правда?

— Какое имеет значение, чего я хочу и чего не хочу? — взорвался Счастливчик. — Я хотел помочь щенкам, но их забрала Свирепая стая. Я не хотел их отдавать — но мне пришлось это сделать. Ради чего? Зачем? Ах да, я забыл — затем, что так захотела твоя прекрасная стая! Самая храбрая, самая мудрая и самая прекрасная стая, по сравнению с которой я всего лишь отщепенец, одиночка, не заслуживающий доверяя!

Он гневно уставился на Лапочку и даже обрадовался, увидев боль в ее глазах.

— Что, разве не так? Я видел, во что превратилась твоя бесценная стая при виде Свирепых собак, — но вы решили, что щенков нужно отдать этим убийцам! Ради блага стаи, все ради стаи! Ты помнишь, как Сталь обошлась с Дейзи? Она едва не перегрызла ей горло, а ведь Дейзи в три раза меньшее ее и не сделала ничего плохого! А щенки… они маленькие. Да, Ворчун маленький упрямец, а Лизушка ведет себя чересчур самоуверенно, но ведь они совсем маленькие!

Он отвернулся и уставился в туман, клубами наступавший со стороны озера.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — тихо сказала Лапочка. — Но… Альфа этих собак сказала, что она их Мать-Собака. Разве мать может причинить зло своим детям?

Счастливчик промолчал, думая о мертвом теле Матери-Собаки, лежавшем под крыльцом.

Быстрый переход